Весела Люцканова
Клонинги
Лабиринты
1
Мы жили одни, в полной изоляции, что казалось мне вполне естественным до той минуты, когда я пошел за доктором Зибелем, а он не оглянулся. Мы были похожи друг на друга, как две капли воды, и, хотя меня всегда это смущало, я считал это вполне естественным до той минуты, когда я пошел за доктором Зибелем, а он не оглянулся. Наши изнурительные занятия в лабораториях, лекции, где подчеркивалась огромная роль нашей работы и значение ошибок, которые могли бы стоить нам жизни полное молчание по некоторым вопросам, стерилизационные камеры на этажах – чем ниже, тем выше степень стерильности, сигнальные установки, реагирующие на малейшее загрязнение нашей одежды, микроскопы, шифровальные устройства, системы дистанционного управления и наши воспитатели с различными лицами, волосами, руками, походкой – все это с детских лет казалось мне вполне естественным до той минуты, когда я пошел за доктором Зибелем, а он не оглянулся. Иногда я задавал себе вопрос: почему все это так мне хотелось задать и более конкретные вопросы нашим непогрешимым ЭВМ, но все время что-то мешало, а потом меня вызывал доктор Андриш внимательно осматривал, предлагал длинные и запутанные тесты и недовольно качал головой. Но когда я пошел за доктором Зибелем, я почувствовал, что иду к истине, и не было силы, которая заставила бы меня свернуть с этого пути. И все-таки хорошо, что Зибель ни разу не оглянулся. Погруженный в свои мысли он не заметил меня в освещенном до белизны коридоре потом в лифте, который уносил нас вверх, и в мягком зеленоватом свете следующего коридора, а я неотступно следовал за ним, и толстый ковер впитывал в себя звук моих шагов. Поговаривали что его жена при смерти, а у него нет возможности ее повидать, и это отравляло его существование. Говорили еще, что она… Но чего только не скажут люди! Когда-то давно я видел его жену. Зибель совсем ушел в мысли о своей жене и, не оглянувшись, прямо на моих глазах нажал на что-то в полу, в стене появилась дверь, за которой он тотчас скрылся. Потом и дверь исчезла. Я искал ее глазами, пальцами ощупывал стену, разглядывал каждый миллиметр пола и, в конце концов разобрался в ее механизме. Казалось, что сердце вот вот лопнет, руки тряслись как под действием электрического тока. Я закрыл глаза, прижался спиной к стене и попытался успокоить сердцебиение. Прошла минута, две – удары сердца стали более ровными, руки неподвижно застыли на моем белом халате, я подавил нетерпение и весь превратился в трезво оценивающую мысль. Я должен ждать. Сейчас Зибель был в тайном кабинете. Внимательно осмотревшись, я встал на колени и скальпелем, который был у меня в кармане, сделал на ковре знак маленький, едва заметный крестик, и от него на обоях пометил весь свой обратный путь. Я ушел. Но ненадолго.
2
Считал ли я все, что нас окружало, естественным до той минуты, когда пошел за доктором Зибелем? Глупости! Я просто приказал себе ни о чем не думать. Я подавил это глубоко в себе. И вдруг я мысленно вернулся в прошлое и стал вспоминать.
В четыре года я расцарапал лица другим мальчикам. Меня поймали на месте преступления и наказали. Долго держали в изоляции, больше месяца. Мне приносили еду. Время от времени приходил доктор Андриш. Или сам доктор Зибель. Я беседовал с ними. Расспрашивал об этой нашей ужасающей схожести. Они говорили мне, что когда-нибудь я все узнаю. Они позовут меня к себе и все объяснят. С тех пор прошло много лет. Ни тот, ни другой не позвали меня.
В семь лет я разбил все зеркала в общих комнатах. Вполне сознательно. И вполне сознательно не тронул зеркала в своей собственной комнате. Нас всех построили, допрашивали, угрожали, били. А потом повесили новые зеркала. Только в туалетах. Тогда я впервые осознал их бессилие. При каждом удобном случае я старался отделиться и подолгу наблюдал за нашими воспитателями рассматривая их так, как рассматривают клетку под микроскопом, с пристальным вниманием и надеждой раскрыть тайну.
В десять лет я узнал о происхождении видов и почувствовал, что близок к истине. Какое заблуждение! Мне нравилась наша повариха, я пробирался в кухню, усаживался рядом и разглядывал ее. Она пугалась, все расспрашивала, кто я такой, боялась дотронуться до меня, совала мне в руки какое-нибудь лакомство и ласково выставляла за дверь. У нее были красивые глаза, и рядом все время вертелся молодой Хензег. Может быть, как раз тогда я возненавидел его; она нежно встречала его, обнимала за шею и забывала о моем существовании. Но Хензег своим хищным взглядом всегда находил меня, тащил за руку по лестнице, выволакивал на верхний этаж и грозился расправиться со мной, если еще раз увидит внизу. И расправился бы, если бы не просьбы девушки. А наверху Хензег уже не мог отличить меня от остальных.
Потом девушка исчезла. И больше я о ней ничего не слышал.
Нас будили электронные часы. Мягкие женские голоса приглашали нас в физкультурный зал. Под звуки музыки и бесплотный мужской голос мы выполняли сложные физические упражнения. В столовой нас ожидали накрытые столы. После нашего ухода двери плотно закрывались, и за ними начиналась какая-то суета. Слышались голоса, шаги, смех, но мы послушно спускались в лаборатории на очередное занятие по биохимии. Зибель распределял нас на группы. Руководили нами молодые мужчины одинакового роста, одетые в одинаковые белые халаты, с белыми масками на лицах и в огромных темных очках, которые скрывали их глаза. Их голоса, ровные, безразличные, всегда звучали одинаково. Мы не задавали вопросов, не было смысла.
Доктор Зибель, доктор Хензег и доктор Андриш – три человека, с которыми мы могли свободно разговаривать.
3
Теперь я знал что-то очень важное, о чем другие не подозревали. И это сразу выделило меня среди остальных. Я не мог спать. Утром вставал раньше всех и до начала занятий ходил в одиночестве по коридорам, следил, выжидал, затаив дыхание, подслушивал, прижимая ухо к стене. Как можно скорее я хотел добраться до истины. Я был уже близко, чувствовал ее. И чем ближе я к ней подходил, тем осторожнее должен был себя вести. Иногда я следил и за Хензегом, но Хензег ни в чем не походил на Зибеля. Он сразу чувствовал мое присутствие. Несколько раз я врывался к доктору Андришу, неожиданно и в самый неподходящий момент. Старый, усталый доктор Андриш! Он охотно давал мне лекарства, которые я просил, и ни разу ни в чем не заподозрил. Я пытался втянуть его в разговоры о жизни, о людях, о различиях между ними, но доктор ограничивался вопросами о своем здоровье.
У Зибеля был тайный кабинет, эта мысль не давала мне покоя.
Что он скрывал? И от кого? Знал ли кто-нибудь о его существовании? Может быть, даже Хензег не знал!
Этот Хензег, высокий и сухощавый, подвижный, с молниеносными реакциями, постоянно был рядом с нами. Он в любое время появлялся в лаборатории или в спальне, всегда присутствовал на наших осмотрах у доктора Андриша, а потом долго оставался в его кабинете, и они разговаривали, разговаривали… Часто посещал лекции доктора Зибеля, а потом, оставшись наедине, они о чем-то спорили. Сейчас я стремился понять истинную роль Хензега. И мне кажется, я понял: он был чем-то вроде фонендоскопа доктора Андриша, приставленного к нашим сердцам, вроде металлических пластинок, прижатых к нашим вискам. Таким был Хензег. Все остальные с благодарностью принимали его заботу, я и сам, хотя и без благодарности, принимал ее вплоть до минуты, когда пошел за доктором Зибелем, а он не оглянулся. Но после этой минуты все изменилось.
Моя работа была полна загадок. В герметическом костюме, простерилизованный до последнего волоска на голове, я спускался в камеры, где ставились опыты, изучал возможности живых организмов и их приспособляемость, а потом закладывал программы в наши ЭВМ, и полученные данные куда-то исчезали, возможно, они оказывались в тайном кабинете Зибеля, где производились обобщения и выводы, и куда я собирался проникнуть, чтобы завладеть истиной, какой бы она ни была.