Выбрать главу

ЗОВ

Он выглядел как и прежде. Но что-то в нем изменилось.

– Рихард! – позвал я.

– Он не узнает вас, – сказал доктор Гольбаин у меня за спиной. – Его мозг – как чистый экран.

Я почувствовал, как вдруг у меня подкосились ноги, мне необходимо сесть. Я попытался придвинуть стул но стул, крепко припаянный к полу не двинулся с места. Я пошатнулся, но доктор вовремя поддержал меня.

– Не волнуйтесь, – тихо прошептал он мне на ухо. – Наблюдайте за ним. Завтра вы должны будете выглядеть как он. Запомните его жесты, обратите внимание на его взгляд посмотрите.

– Что вы с ним сделали?

Доктор что-то мне объяснял его лицо было обеспокоенным и добрым глаза за очками – тревожными и добрыми но я ничего не слышал напрягался, но ничего не слышал. Его губы двигались, но до меня ничего не доходило. Все пропадало в белой мгле.

Я снова поискал стул. Еще настойчивее.

Доктор Гольбайн усадил меня. Как сажают куклу.

– Завтра вы должны выглядеть точно так же, так же, так же, – стучало в мозгу.

«Должен выглядеть, значит, не буду таким…», – с трудом связал я. И остановил свои взгляд на губах доктора Гольбайна. Они двигались, но голоса не было.

Была тишина. Отчаянная полная обступившая меня со всех сторон тишина.

Клонинг встал рядом со мной. Доктор наблюдал за нами Рихард поднял руку и боязливо потрогал меня, желая проверить реален ли я или только отражение в зеркале. Я был реальным все еще.

– Вы действительно похожи, как две капли воды. До последней минуты я сомневался. Не хотелось верить, что они могут дойти до такого. Но сейчас я здесь, чтобы спасти вас.

Можно ли ему верить?

– …много лет работаю в области молекулярной биологии. Достиг больших результатов с энзимами. Вы что-нибудь слышали об энзиме «Ревертаза»?

Я не слышал.

– Естественно. Мы работали в двух разных направлениях. Вы – против человека. Мы – для человека.

– У меня не было выбора…

– Знаю, знаю, – тепло улыбнулся доктор Гольбайн. – Никто вас не упрекает. Я прочитал ваши записки. Думаю, что тот писатель не очень их изменил. Но обезопасил себя заглавием «Сумасшедшего» как вам нравится? Сделал из вашей трагедии бизнес. И это у него получилось. Теперь это бестселлер. Но каждый верит, что это записки сумасшедшего. И удивляются воображению писателя. Даже ученые. И они считают вас сумасшедшим. Это официальная версия, которой пока и я вынужден придерживаться. Но с завтрашнего дня один я не смогу справиться. Вы должны будете мне помочь.

Я улыбнулся. Как я мог ему помочь? Я?

– Сейчас им невыгодно вас убивать, – еще тише сказал он. – Эта история наделала слишком много шума. И все поверили в ваше сумасшествие. Впрочем, это хорошо. Но они еще раз захотят вас увидеть. Вы все еще опасны. Поэтому сегодня ночью…

Он замолчал огляделся сверкнув очками в белое лицо Рихарда и продолжал:

– …будет промыт и ваш мозг. Спокойно. Ведь я здесь для того чтобы этому помешать. И чтобы вывести вас отсюда нетронутым. С ним – он с болью показал на Рихарда. – я опоздал. Видимо он попал к ним в руки уже давно.

– Но как вы им помешаете?

Я уже знал зубья этой машины, которая ничего не выпускала и все перемалывала. Из-за меня погибли многие – старик, который подобрал меня в лесу, девушка, которая помогла распространить записки по редакциям, парень со стройки, приютивший меня всего на одну ночь, ученый, кабинет которого я посетил, журналист, обещавший все описать, ребенок, сказавший мне только название улицы, и многие другие, которых я не знал и смог узнать во время своего бегства по незнакомому городу, где на каждом шагу меня подстерегали неизвестность, голод и смерть. Я вызвал сумасшедшую тревогу, яростные споры, дискуссии, симпозиумы, конференции, сенсации и снова смерть, смерть, смерть… Гибли люди, а мне удавалось ускользнуть, умирали люди, а я выживал. Не умрет ли и этот доктор по дороге в свой кабинет прежде, чем вытащит меня отсюда?

– За минуту до включения аппарата мы отсоединим один из контактов. После того как проснетесь, вы должны смотреть на мир его взглядом. Будьте внимательны… его взглядом. Пока я вне всякого подозрения. Любая ваша ошибка погубит нас обоих. И не только нас. В этой больнице еще есть люди, которые могут пострадать. И которые принимают участие в организации вашего побега. А когда мы вытащим вас отсюда, вы будете нам очень нужны. И он, ваш Рихард. Тогда уже никто не посмеет утверждать, что все это выдумка сумасшедшего. Мы будем бороться до конца, докажем с помощью фактов, документов. С вашей помощью. Понимаете?

Понимаю. Или пытаюсь понять. А Рихард?

– Поздно? – Я показал на него взглядом.

– Его мозг – как чистый экран, – печально покачал головой доктор Гольбайн. – Нарушены все связи. Сохранены только инстинкты. Он заново начал воспринимать мир. Вряд ли он когда-нибудь начнет говорить. У него стерта вся его предыдущая жизнь. Ничего не могу обещать.

И он пострадал из-за меня. Из-за меня?

– Рихард? – позвал я.

– Он реагирует на ваш голос, но не на имя, – грустно улыбнулся доктор.

– И на это свое лицо, которое он уже видел в зеркале. Запомните его взгляд, запомните его. А теперь нам нужно возвращаться. Скоро придет сестра делать вам укол. Не сопротивляйтесь. И не бойтесь. Я вам обещаю…

Даже слушать было страшно.

Но я не мог не надеяться. Не мог не верить.

– А когда я выйду отсюда, – заикаясь, спросил я, – и когда все будет кончено и запретят эти эксперименты, я смогу работать с вами в вашем направлении вместе с ними, с моими… братьями, клонингами, которые, если… когда-нибудь…

Доктор Гольбайн дружески потрепал мое плечо.

– Конечно, молодой человек. Перед вами широкое поле деятельности. Синтезирован искусственный ген, созданы матрицы для синтеза, выделен вирус, который является источником энзима, а сам энзим получен в чистом виде в стране, куда мы вас отправим и там вы займетесь генной инженерией, онкологией. Вы хорошо знаете капризные энзимы, и молекулярные основы иммунитета, и структуру вирусов. Но прежде должна удачно пройти эта ночь.

Должна пройти эта ночь. Эта ночь тянулась, разорванная на бесконечно долгие секунды, за время которых я прошел всю свою сознательную жизнь до той минуты, когда я пошел за Зибелем, а он не оглянулся. А начиная с того дня я шел к смерти и не боялся, теперь мне оставалась эта ночь. И после того как я пережил столько других ночей, после того как я выскользнул из стольких ловушек, из рук стольких людей, превративших технику в средство подчинения и угрозы, в моей душе уже не было места страху. Разве я мог бояться после смерти старика, спрятавшегося в лесу, чтобы спокойно дожить свои последние дни, после смерти девушки, которая остановила своим телом машину, после смерти журналиста, застреленного, чтобы он не рассказал об ужасных записках Зибеля, после смерти парня, сброшенного с лесов на строительстве, после смерти ученого, который выслушал меня внимательно и должен был встретиться с кем-то еще, разве мог я бояться сейчас, когда правда уже дошла до людей, до таких людей, как милый доктор Гольбайн с грустной улыбкой, который готов пожертвовать собственной жизнью, только чтобы вытащить меня отсюда.

Когда-нибудь я расскажу обо всех них.

Только бы прошла эта ночь…

Но даже если доктор Гольбайн не сможет вытащить меня отсюда и эта ночь будет для меня последней, даже если мне придется еще сто лет смотреть на мир пустым взглядом Рихарда, я не имею права роптать на судьбу, я выполнил свой долг…

Шаги в коридоре… Затихли перед дверью мой комнаты.

Слышится дыхание медсестры.

Я встал…