Они проплывали мимо позолоченных скамеек, ваз с орнаментами, картин в старых рамах; со стен свисали богатые покрытые пылью ткани и светильники с различными плафонами, а на полу в каждом новом коридоре сменялись пестрые ковры. От такого большого количества разных узоров кружилась голова. Пиус с трудом бы смог описать, что именно ему нравится, но он был уверен в своем ощущении: ему нравилось все. Даже новые незнакомые запахи казались родными и приятными. Пиус подумал, что Патвин, наверное, шутит над ним, ведь не может же он и в самом деле здесь жить. И потом, все вокруг напоминало скорее сказочные декорации, чем то место, которое можно назвать домом.
Они повернули несколько раз, миновали три небольших лестницы и вскоре оказались в аккуратной приемной с диванчиками. Здесь Патвина дожидался какой-то полный мужчина в сером костюме. Он оторвался от газеты, поздоровался и с любопытством перевел взгляд на Пиуса.
— Это внук господина Клопа, — представил мальчика Патвин.
— Большая честь, — произнес незнакомец и пожал мальчику руку.
— Подожди здесь, — попросил Патвин, обращаясь к Пиусу. — Я мигом.
Он проводил своего гостя в кабинет, и Пиус остался в приемной в полном одиночестве. Незнакомец мальчику почему-то сразу не понравился. "Очевидно, это и есть новый хозяин текстильной фабрики, — размышлял Пиус. — Этот точно мечтает загнуть цену".
Дверь вскоре открылась, и из нее вышел Патвин, а в проеме Пиус заметил недовольное лицо оставшегося в кабинете хозяина текстильной фабрики. Казалось, что в обсуждении новых условий Патвин не шел на уступки.
Через некоторое время, промчавшись по коридорам отеля, Пиус уже стоял возле нужной двери. Это была большая черная дверь с многочисленными цвета охры трещинками и ручкой в виде стеклянного шара с чернильными разводами внутри. Патвин толкнул ее и дверь открылась. Пиус заметил красивые часы на руке Патвина, на серебряном циферблате которых был выгравирован четырехлистный клевер, пронзенный стрелой.
Они вошли в комнату, наполненную теплым светом. В центре в кресле-качалке, отвернувшись от двери, сидел завернутый в шерстяной плед пожилой господин. Он с трудом приподнял руку, и Патвин показал Пиусу, чтобы тот приблизился. Мальчик отдал коробку и неуверенно подошел к креслу-качалке. Старческая рука обхватила его запястье и потянула к себе.
— Меня зовут, — все так же не без труда начал старичок, приоткрывая затуманенные глаза и еле заметно улыбаясь, — Коэл Салвагор Диму… и-л-л-ириус Клоп. Я твой дед. Как хорошо, что ты приехал. Вот славно, мой мальчик. Вот славно.
После этих слов его хватка ослабла, а через некоторое время раздался негромкий храп.
— Не бойся, пойдем, — тихо позвал Патвин.
"И что, это все?" — Пиус уже начал надеяться, что сможет выяснить хоть что-то о своей семье, а с ним лишь поздоровались.
— Похоже, твой приезд хорошо подействовал на него, — заключил Патвин, когда они вновь очутились в лабиринте коридоров.
— Вы думаете?
— Ну, разумеется! Давненько мы не слышали от него ничего настолько внятного, а тут даже отца и деда своего вспомнил. Но ты, похоже, загрустил. Не расстраивайся, теперь-то уж все наладится. Будешь жить здесь, можно сказать, у очага предков, сам приободришься, вот и у господина Клопа дела на поправку пойдут. Мы ведь говорили ему о внуке, но могли лишь надеяться, что он понимает. И видишь, как все выходит, просто замечательно. Однако же я ужасно спешу. — Он посмотрел на свои часы. — Извини, что не успеваю показать твою комнату. Эй, Снук! — остановил он, спускающегося по лестнице, молодого служащего в сером форменном пиджаке с изумрудным воротником-стойкой и лимонными пуговицами. — Проводи юного господина Клопа в его комнату. И вообще оставляю его на твое попечение. Проследи, чтобы он был сыт, всем доволен, ну, сам знаешь. А я совсем опаздываю.
Он передал чемодан Снуку и попрощался.
— Так значит ты… — протянул Снук.
— Пиус.
— Пиус, — повторил Снук. — Пиус Клоп. Привет. А я — Снук. А тот, что убежал — Патвин. Как он тебе? Чудаковат иногда. А ты, смотрю, парень неплохой. Ну да ладно, пойдем.
Снук бежал по коридорам еще быстрее Патвина и в мгновение доставил Пиуса к дверям его комнаты. На самом же деле это был целый номер.
— Семь тысяч триста восьмидесятый, номер с видом на парк, — сказал Снук и открыл незапертую дверь (ключ уже был вставлен в замочную скважину).
Он бросил чемоданчик на кровать, после чего достал из коробки в руках Пиуса мармеладку, сунул ее себе в рот, извинился на тот случай, если в чемоданчике было что-то хрупкое, и, пообещав ждать на кухне, испарился.