— Мои бойцы! — Интересно, Кромэн вообще способен не криками мысли выражать? Так или иначе, строй вокруг него как-то подтянулся и встал ровнее. — Совершенные! Маготехнические! Машины! Разочарования!
— Уничтожения… — подхватил проявившийся из невидимости персонаж в форме кромэновской ватаги.
— Потери… — продолжил один из драугов, внезапно обретя человеческие черты.
— Кражи… — прошептала тень Дорнаса.
— Убийства!!! — взревел Кромэн.
— Три на десять да ещё четыре. — Невидимка ещё и аксиотец… из Хельджакской… очень, очень нехорошо…
— Жаик проводит вас до квартир, — папироса оказалась в зубах без движения рук. Определённо плохо.
Я вернула документы Дорнасу, и эта тварь из глубин Тиамат наконец начала удаляться, уводя за собой неупокоев и прочих сказочных существ.
— Тридцать восемь единиц, — задумчиво протянул Сехем. — Это же полторы штатных ватаги получается, верно?
— Почти три, вообще-то, — я закурила без контакта. Желание поднять руку было ниже зеркала воды. — Три месяца, Сехем. Три. Месяца. Вот с этим чудом. Есть идеи, что нам делать?
— Ну, по опыту могу сказать, что из драугов получаются неплохие метательные снаряды, — ревизор поднял взгляд к верхушке причальной мачты, к которой всё ещё был пришвартован дирижабль Компании. — Аэродинамика отвратная, зато в повторное использование за милую душу идут.
— Ты как вообще это чудо вытребовать смог? Ты же только одну телеграмму в Хелькрай отправлял, верно?
— Да… — как старательно на мачту-то смотрит.
— Текст. Точный, — вот давно же уже папиросы не помогают ни черта. Только ещё больше завожусь. И никогда не помогали, честно так говоря.
— В соответствии с решением Конклава Организации…
— Ясно, — перебила я. — И так, для справки. Рядом с транами драуги вырубятся. Искажение эфирных потоков.
Сехем медленно кивнул. Я сбила пепел. Двенадцатая саннская папироса за неделю. Этак и разориться недолго. Впрочем, мёртвым деньги нужны, только если они в Кристальный совет входят. Да и то вопрос. Иногда мне кажется, что старшие Ле материальным если и интересуются, то как-то не по-людски. Впрочем, мне до этого ещё пахать и пахать…
Внезапно в запахе отборного табака появились отголоски роз, спирта и чего-то определённо чудовищного, острого, разрывающего горло и лёгкие. Я выронила папиросу.
— Отвисаем, граждане. — Гай Ферон. Разумеется. Ещё и со своей противозаконной фляжкой. — Вам ещё Клор спасать.
— Завянь, командир, — в голосе Сехема впервые за время нашей совместной работы прорезались ярко выраженные эмоции.
— Пойди шерсть побрей, советчик, — Ферон показал указательным пальцем крючок. — Так чего у вас такое?
— Волосы цвета скисшего молока, глаза нарисованы валиком пьяного маляра, таскает за собой толпу тухлых консервов, верит, что он создал план Крожэна, — всё-таки Тит не совсем безнадёжен. Я подняла папиросу. Раскуривать пришлось с нуля.
— А, этот, как его? — Ферон нарисовал в воздухе нечто криволинейное. — Пассивный некрофил.
— Он самый, — кивнула я.
— Так отдайте его мне: и вам польза, и мне развлечение хоть какое, — улыбка Ферона определённо должна была вызвать у меня подозрение. Должна была. Но мне просто хотелось хотя бы часть этого безумия спихнуть на его инициаторов.
До выхода в море оставалось четыре неполных дня.
Глава 18. Буканьер, куда поведёшь ты корабль?
Перспектива: агент Ликвидатор, локальный идентификатор «U-233»
Седьмого мы никуда на вышли — внезапно выяснилось, что груз сжиженного эфира для холодильников задерживается. Восьмого, матерясь и гоня Кромэна куда подальше — Гай заявил, что занятие для некроманта у него только в экспедиции будет, — мы лихорадочно перекачивали этот непечатный эфир. Обошлись малой кровью — пара порванных шлангов и один сорванный с мясом превентор цистерны. Потеряли в итоге литра два — сущий пустяк, если считать в относительных величинах.
Девятого отчалили. Сайне я задолбал достаточно, чтобы боевым магом к себе она взяла Джин. Мне же прямым командиром достался Раакар им Курушсил им Махешан им Рашимар им Мерекет им Шиласах — гордый уже скорее дед, чем сын горного Фаранда, променявший рисовое вино на морскую соль. Занятный мужик с весьма своеобразным представлением о честоимении. И, видимо для размышления о том, кого именно я понабрал, вторым номером Сайне поставила к нам Янабеду Ниверорара, а сенсором — Каи Рилла.
Десятого встретили двенадцатый корабль. Оказывается, впечатлившись моими успехами в вербовке, Лето связалась с транобойцами из Аксиота. И всё бы было ничего, но лично мне фанатики из ордена Солнца Необоримой Истины порядком действовали на нервы. Слишком уж на культистов смахивают. Опять же, всё бы ничего, если бы они не поставили по УКВ-рации на каждый корабль. В комплекте с радистом, естественно. Естественно, в трёх экземплярах — по одному на штатную смену.
Двенадцатого вышли в район промысла. Попытка промерить глубину лотом закончилась невероятно предсказуемо: какая-то пошлятина срамная его откусила. От акустических и эфирных промеров решили от греха подальше воздержаться. Развернулись в поисковый ордер: четыре тройки по квадрату со стороной в семь миль, авиазвено над центром.
Четырнадцатого в пятнадцать пятьдесят пять авиазвено доложило наконец про дрейфующую тушу метров восьмидесяти в длину. Плюс щупала ещё метров по сто пятьдесят. Сквозь полупрозрачную плоть просвечивал скелет в виде снежно-белой четырёхгранной пирамиды с глубокими бороздами вдоль рёбер и по центрам граней. Вкрест этому великолепию шли поперечные насечки, прерываемые бороздами.
Хотел бы я посмотреть на такую занятную тварюшку, но не судьба. В канале эфирной связи, вывод которого я тупо и храбро задублировал на себя, развернулась эпическая драма:
— Непечатник! Мозгосрамец! Неудобь сказуемая, чтоб тебя отсюда и до ледника амхалы драли! — судя по темпу речи, Сайне забыла даже закурить.
— Цель нейтрализована, сбор добычи сейчас вполне безопасен, — Корто Арит, командующий нашим авиазвеном, искренне не понимал, что он сделал не так.
Диалог в таком режиме продолжался уже несколько минут, и я решил выяснить, что же всё-таки произошло. Полминуты — и я в радиорубке:
— «Мех» — «Хвосту». Приём.
— «Хвост» — «Меху». Сто. Приём.
— Что у вас происходит? Приём.
— Двести шесть из-за четыреста пятой. Приём.
— Поподробнее? Приём.
— Корто сбросил на трана пять тонн бомб. Когда мы подошли, осталось процентов двадцать от туши. Скелет в щебёнку и на дно пошёл, мясо растворяется в воде и теряет эфир быстрее, чем консервируем. Лето в бешенстве. Приём.
— Двести. Отбой.
— Сто. Приём.
— Двести два. Приём.
— Что ваш сенсор? Приём.
— Бросил курить и вернул четыреста восемнадцать. Приём.
— Четыреста двадцать. Отбой.
— Четыреста шестнадцать. Отбой.
Всё-таки в одном аксиотцы хороши: ответ дают точный, быстрый и исчерпывающий отправленный запрос. Где бы терпения такого набраться, чтобы не прикрыть к непотребной матери школу чайных церемоний на «Черском»… но за тактичное участие я коллеге всё равно был благодарен.
Я вернулся под гюйс. В некоторые моменты не хочется ничего говорить — просто нанести себе увечье социально одобряемым способом. Курнуть там чего или спиртяги залить внутрь. На худой конец застрелиться, но границы собственного бессмертия проверять — идея сильно хуже среднего.
Из-за моей спины раздалось вежливое покашливание. Рефлексы попытались резко развернуть тело к источнику звука, но в результате я только громко хмыкнул. Неплохая попытка, «братец».
— Ну что ж ты так себя не бережёшь, дорогой мой человек, — сказал некто, выглядящий точь-в-точь как я, за исключением светящихся расплавленным янтарём глаз.
Из-за моей спины раздался стук хромовых сапог о сталь палубы. Талос опёрся на борт справа от меня:
— Ничего-то ты так и не понял, брат мой с ликом девы. Как и сестра с ликом мужа, впрочем, но это уже не твоя забота.