Я оставил вещмешок и глефу на дрезине под чарами минирования, закатал рукава и прыгнул на крышу. Ноль реакции. Одно слово: разгильдяи. Небольшое сканирование, эфирный удар вслепую… люк открылся. Прекрасно.
Я спрыгнул вниз и сразу встал в боевую стойку. Клинки раскладывать не стал. Не зря. Обитатели этого отсека просто смотрели на меня, часто моргая на яркий свет из открытого люка.
— Командир где? — голос я сделал жёстким, но без напускания страха. Внутри итак воняло казармой и самогоном.
— А-а… бр… бр…
Диалог, очевидно, не задался. Я принял несколько менее грозный вид и повторил:
— Мне. Нужно. К. Командиру. Где. Я…
— Драуги! — завопил наконец один идиот.
Короткий удар с длинного подшага отправил паникёра на отдых. Вентиль гермодвери тем временем раскрутился с какой-то невозможной скоростью, и к нам пушечным ядром влетел коренастый мужичок с шомполом наперевес.
— А-а-а-а-ы-а-ы-ы-ы…
Боевой клич сорвался в тихое бульканье от одного тычка в живот. Хмда. Что-то тут…
Рефлексы бросили меня к стене, за раскрывшуюся внутрь створку гермодвери. Активный шумодав сам собой встал на уши, но эхо выстрелов в замкнутом помещении всё равно отозвалось уколом боли в недавно контуженной голове. В замкнутом обшитом металлом помещении, да. Та ещё партия пьяного ударника индастриал-группы получилась.
Как только остальные показали полный комплект симптомов совершенной дезориентации, я рванул из-за двери и перехватил руки идиота, открывшего пальбу. Впрочем, он почти не сопротивлялся, так что я разжился опасным скорее для стрелка, чем окружающих самопальным трёхзарядным пугачом миллиметров на пятнадцать. Зарядка с дула, расчёт под чёрный порох… Хмда. Невероятная пошлость. Издевательство над самой идеей огнестрельного оружия.
На стрелке же обнаружилась форма майора ксальских сил самообороны. По логике вещей…
— Ты этим борделем на колёсиках командуешь? — спросил я, приведя мужика в чувство несколькими заклинаниями.
— А говорили драуг… — блуждающий взгляд, заторможенная речь. Моих навыков первой неврологической помощи явно не хватило. — Вот скажи: драуги разве по борделям шарашатся?
— Только если нужно забрать пару мёртвых срамниц.
— Так… — майор напрягся. — А ты это откуда знаешь?
Я отпустил его, чтобы бросить через плечо придурка, который попытался со спины огреть меня всё тем же шомполом, который уже доказал свою бесполезность против меня.
— Так, к делу, граждане. Ты, — я ткнул в майора, — мириться будешь?
— А?
— Бэ, хватит придуриваться. Я от Клорского Договора. Ты готов вспомнить присягу и…
— Бей гада! — ладно рядовой состав, но майор-то на кой до таких соплей наклюкался?
Впрочем, от опьянения и последующего похмелья я спас несчастного радикально: через декапитацию.
— Ты, — я ткнул в сущность в форме старлея. — Мириться будешь?
— Свобода или смерть!
— Ответ неправильный, — вздохнул я.
Ещё одна голова покатилась по полу.
Спустя шесть итераций я остался в одиночестве и фрустрации. То есть Клорский Договор, за которым меня поставили разгребать нелитературщину, полгода не мог обезоружить ораву культистов Бахуса? Очаровательно.
Некоторые декапитации пошли не по плану, и клинки порядком запачкались. Я поморщился. Пустил по клинками очиститель. Посмотрел вокруг. Подобрал шомпол. Двинулся в следующий отсек.
Металл, металл, теснота, перегар и казарменная вонь. Железнодорожники квасили давно и от души. Подавляющее большинство вообще никак на меня не реагировало. Человек пять, не больше, проводило взглядом. Действительно, зачем беспокоиться о том, кто уже внутри?
В конечном счёте я добрался до кочегарки. Однако то, что я увидел внутри, заставило меня выйти и зайти ещё раз. Это было нечто странное. Нелогичное. Невозможное. Немыслимое. Просто невероятное, в конце концов. Посреди поезда, полного вусмерть пьяных солдат, сидели четыре кристально трезвых механика и резались в карты. Кочегары тихо дрыхли в углу, с ними как раз всё в порядке было.
Ещё раз. Трезвые механики. Четыре за раз. На бронепоезде, в котором до белочки допились, кажется, даже тараканы. Картина была настолько нереальной, что я жахнул душеломом. А потом развеиванием менталки отполировал.
Механики остались на месте.
— И незачем так пыхать, — проворчал дальний от меня. Дедок с редкой бородой и в защитных очках, сдвинутых на лоб.
— Я… — меня заклинило. — Мужики, смазла не найдётся?
Дед отрицательно покачал головой.
— Ходи давай, — буркнул молодой в прожжённой робе. — У меня ватрушечка.
— Уже. Козырная ватрушечка! — дед сгрёб к себе кучу хлама, валявшуюся на ящике, на котором велась игра.
— Ну, чё встал? — жжёный огрызнулся на меня, нервными, рваными движениями тасуя колоду.
— Да я это… — бред же, ну. Впрочем, я и не с таким работал, поэтому продолжил. — Мириться будете, мужики?
— Ась? — переспросил рябой, натянувший очки на манер лифчика.
— Мириться, говорю…
— А с кем ж нам мириться-то? — усмехнулся дед.
— Да с Клором вроде как… — кажется, мне перекосило лицо.
— А что, этих мозгосрамцев разобранных раскабачили в скабрёзность? — рожа жжёного расплылась в хищном оскале.
— Да нет, но я вот как раз…
— А в чём разница? — медленно, как будто забивая сваи, пробухтел четвёртый, в котором одних только мышц было центнера на два. — По мне, так что те, что эти те ещё. Клорские хотя бы топливо не воруют.
— Ну, значит, мы-то миримся, но что ж с Крысой-то? — поинтересовался дед.
— Какой ещё крысой? — только я подумал, что понимаю, что происходит — и вот те нате.
— Майор наш, — прошипел жжёный. — Противозачаточный срамник, подзаборно его непотребничать.
— А, — выдохнул я, — он мириться не захотел.
— Тогда, конечно, проблем как бы и нет, — весело заключил дед. — А теперь иди, иди, нам до сета всего-то девяносто одна раздача осталась.
— Это, конечно, очень мило, но раз уж мы теперь с одной стороны, для вас задание есть, — теперь хищно улыбался я.
— А ты кто такой ненормативно скабрёзный, а? — огрызнулся жжёный.
Я молча ткнул им комиссарской коркой.
— Клорский, значит, — протянул крупный.
— Именно, — кивнул я. — Должен попасть в Айд. Срочное поручение Конклава.
— А вот в срам себе попади, нецензурщик! — радостно прокричал жжёный. — Топлива-то нема! Срамоглавы из Собрания в Империю всё продали!
— Так, сидим тут, я сейчас вернусь, — я понял, что такими темпами опять останусь без вещмешка и, что гораздо хуже, глефы.
Открыть люк, прыгнуть на дрезину, снять минирование, подхватить вещи, прыгнуть назад, закрыть люк.
— О, смотрите-ка! — дед энергично тыкал в меня пальцем. — Собрался в Минах на свадьбу, а! Царь в поезде, царский царь!
— Цыц, — я одним рывком сократил дистанцию и при помощи небольшой ловкости рук и одного любителя йогурта «достал» у деда из уха огурец. — Это разгадка.
— А загадка? — жжёный настолько опешил, что даже не ввернул ни одного ругательства.
— Без окон без дверей полон срам твой огурцов, — с торжественным видом объявил я. — А теперь фокус.
Так, контур на стабилизацию расхода, инициатор… разряд… огурец в моей руке загорелся. Я дал публике насладиться зрелищем, после чего лёгким взмахом загасил его.
— По тепловой мощности — как тощий уголь той же массы, но в каждом запас тепла как в десяти кило. Можно подкрутить в обе стороны. Пойдёт в топку? — закончил презентацию я.
— Тощий — пойдёт, — задумчиво кивнул дед. — Сейчас, турбину проверим только.
— Долго? — я отпустил внутреннее напряжение.
— Часа три… — дед почесал затылок и сдвинул очки на положенной им место.
— Время пошло. А я пока огурцов вам достану.
К Айду подошли только к утру.
— Ждёте до полудня, — я проводил финальный инструктаж для той части экипажа, которая успела протрезветь. — Если не возвращаюсь — двигаете в Ксал, топлива хватит.
Экипаж сделал вид, что всё понял. Механики вроде бы действительно поняли. Я двинул в город.