Соня изо всех сил постаралась сделать вид, что ее ничуть не задело вот это его «с тобой», а не «с вами».
Динка вспыхнула от его прикосновения, опустила ресницы и робко сжала в ответ руку Макара.
— Можно… — ответила она и, подняв голову, встретилась глазами с Соней, после чего с вызовом твердо повторила, адресуя свой ответ больше сестре, чем Макару:
— Можно!
Соня, конечно, так и продолжала всю дорогу строить кислую мину, демонстрируя, как напрягает ее навязчивый провожатый. Пару дней назад, помнится, она не имела ничего против общества Макара и даже предлагала ему зайти в гости на чай… Впрочем, может быть, он был несправедлив к ней — и отец там действительно был тираном и самодуром, просто в тот день его не оказалось дома. Макар не имел ни малейшего желания углубляться сейчас в эту тему — главным было то, что сейчас Динкины прохладные пальцы подрагивали в его ладони, и сама она то и дело искоса поглядывала на него, а он сам тоже исподтишка любовался ее профилем и хотел, чтобы дорога до ее дома никогда не заканчивалась. Все получилось так стремительно, так… пронзительно-остро, что он сам еще не до конца мог поверить в то, что они с Динкой наконец-то сблизились. Они целовались! При одном только воспоминании об этом Макар совершенно дурел и лишь крепче стискивал Динкину ладонь.
— А что, если я сам п-поговорю с твоим отцом? — предложил он вдруг.
Динка не на шутку напряглась.
— О чем? — нервно спросила она.
Соня тоже явно струхнула.
— Да просто… п-познакомимся, — неопределенно протянул Макар. — Чтобы он убедился, что у меня в отношении т-тебя нет каких-то… дурных намерений, — сумбурно пояснил он. — Мне, в общем-то, скрывать и стыдиться нечего. И еще… со мной ты б-будешь в безопасности, я никому больше не п-позволю обидеть тебя, — докончил он неловко.
— Ты не понимаешь, — вздохнула Динка. — Папа беспокоится не о том, что кто-то может меня обидеть. Он просто… блюдет мою нравственность, — брезгливо скривив губы, пояснила она. — Чтобы я больше не…
— Д-дурдом, — раздраженно выдохнул Макар.
Они остановились примерно в сотне метров от ее дома. Динка тоскливо обернулась на родные окна, словно это были окна тюрьмы, и с сожалением взглянула на Макара.
— Ну все, мне пора. Завтра увидимся.
Завтра! Это же с ума можно было сойти, сколько еще ждать до этого проклятого «завтра»!
Макар тоже покосился на окна Динкиного дома.
— А где т-твоя комната? — спросил он вдруг, вспомнив, как шевельнулись занавески в тот день, когда он провожал Соню.
Динка подтвердила его догадки:
— Вон та, наверху, окнами в сад.
Он прищурился, оценивая расстояние от земли до второго этажа. Пожалуй, если зацепиться за карниз или ветку ближайшего дерева, можно было бы попробовать…
— Ну, мне пора? — вопросительно повторила Динка, словно подсознательно ожидая, что он сейчас сгребет ее в охапку и никуда не отпустит.
Он действительно обнял ее и приблизил свои губы к ее маленькому розовому уху.
— Т-ты во сколько обычно ложишься спать?
— А почему ты спра… — начала было она, но он прижал палец к ее губам, призывая говорить тише.
— Может быть… я п-приду к тебе в гости, чтобы п-пожелать спокойной ночи, — шепнул он и, предупреждая ее протесты, заверил:
— Не волнуйся! Меня никто не заметит. Обещаю!
16
На тренировке в тот день Макар действительно летал — в прямом смысле слова. Ему казалось, что за спиной у него и в самом деле выросли крылья; он чувствовал себя совершенно бесстрашным и свободным в воздухе, на большой высоте. Все трюки легко выполнялись им с первого раза, будто бы совсем без усилий — флажки и бланжи, скольжение, перевороты, обрывы…[7]
— Ты в хорошей форме, Макар, — одобрительно кивнула мать, которая традиционно присутствовала на тренировке сына, чтобы указать на недочеты, сделать замечания и дать ему ценный совет. — Не думаешь о сольном номере? По-моему, ты засиделся на вторых ролях, тебе пора возвращаться.
Макар и сам понимал, что пришло время громко заявить о себе в этом цирке — тем более, если они с матерью действительно планировали задержаться в Светлоградске надолго… Вот только будущий номер пока представлялся ему довольно смутно. Не хотелось выходить на манеж с чем-то старым, нужно было удивлять публику новизной!
— Д-думаю, конечно, — кивнул он, потирая ладони — кожа немного саднила, как всегда после работы на канате. — Пока не решил, на чем б-буду работать. Кордепарель или ремни… а может, п-полотна?
7