– Спецовочка сподручнее.
– Все ясно. Требования справедливые. Будет спецовка синяя с блестками в виде водопроводных гаек. Ничего? Дирекция берется?
– Берется. А что ж?
– Теперь, Иван Корнеевич, насчет восьми человек. Не мало ли для всесоюзной обложки? Может, до пятнадцати довести? За счет досаафовских активистов? И название есть хорошее, свежее – «ДОСААФ на высоте!»
Иван Корнеевич задумался. Я тоже.
– Хотя нет, – говорю. – Пятнадцать человек многовато – проволока не выдержит.
– Какая проволока? – насторожился Иван Корнеевич.
– Как какая? Под куполом. По которой вы с народом пойдете. Досаафовских активистов будете нести. Зря мы, что ли, вам спецовку заказывали?
– Пятнадцать человек она точно не выдержит! – вмешался директор. То ли в игру включился, то ли в нем свой Иван Корнеевич сидел.
– Не беда! – говорит Мосалов. – Мы ее втрое сплетем. Станет как рельса.
– Верно. Будете по ней еще тачку с песком везти. Но не это меня сейчас беспокоит. Как у вас, Иван Корнеевич, насчет галош?
– Каких таких галош?
– Обыкновенных, резиновых. По проволоке надо будет в галошах идти. Мы по ней ток пустим, чтобы светилась она на всю страну.
– Добудем галоши, – говорит Мосалов. – А Иван Корнеевич нас не подведет. Он у нас надежный производственник.
– Тогда по рукам. Значит, пару дней на репетиции, а потом я к вам с аппаратурой и с корреспондентами из-за рубежа. Все посторонние дела отложить!
– Как отложить? – говорит Иван Корнеевич. – А тес? У меня тес для помоста не пилимши. Кто ж его делать будет?
– Да? – спросил директор.
– Как это? Да этот – нижний акробат. С моральным обликом не нашим. Его на производство кинем.
– Его? – закричал Иван Корнеевич. – Да чтобы я этому бугаю свою циркулярку доверил?! Он же ее запорет. Да я потом буду двадцать дней по цирку зубья собирать! А что техника безопасности скажет? Ой, насмешили меня! Никогда в жизни я так не хохотал. Из-за какой-то обложки хотели новую пилу погубить! – повернулся и вышел.
Мрачный человек говорит тогда:
– Ну что. Выполнил он условия – Иван Корнеевич сам сказал – насмешили.
Директор не согласен:
– Это он только сказал – насмешил. А сам не засмеялся. Вот если бы он захохотал да зубы показал. Дело другое.
Тут я закипятился:
– Давайте еще раз вашего Сидорова. Не может быть, чтобы я человека развеселить не мог.
Вернули Сидорова.
– Иван Корнеевич, еще одно дело к вам есть. Нас часто ругают за то, что мы от жизни оторваны. Что ничего у нас о производстве в программе нет. О рабочем классе. Давайте это исправлять.
Иван Корнеевич насторожился. Что это сегодня все на него навалились?
– Давайте.
– Будете все-таки вы у нас выступать. Вынесите на арену станок трубозагибочный. Можете?
– Могу.
– Зажмете его в трубу. Сумеете?
– Сумею.
– И на глазах у всех станете трубу загибать. Или резьбу нарезать дюймовую.
Сидоров смотрит на меня настороженно. Не поймет – то ли шутка, то ли серьезный разговор. Но кругом вроде начальство.
– Почему дюймовую? У нас и метчиков таких нет.
– Значит, метрическую. Или мелкую. Это не важно. Дадим вам халат нейлоновый с блестками. А? Представляете: прическу сделаем «сэссон»! Музыка. Арена желтая, станок сверкает. Кругом прожектора! Женщины с цветами! Ваш халат переливается! Станок ревет! А под конец вы стойку на станке на одной руке делаете. Ноги у вас в стороны, а в зубах гаечный ключ! Как косточка!
Тут Иван Корнеевич как прыснет, даже гвoздики из него выскочили. Видно, представил себя со стороны на фоне женщин, ноги кверху, а в зубах гаечный ключ.
– Да ну вас! Делать вам нечего, только голову морочите.
И ушел. Мрачный человек говорит:
– А что? Это идея! Смешной номер получится, если клоун на сцене будет резьбу нарезать или дрова колоть. И кланяться, и на бис дрова в поленницу укладывать.
Они стали с директором это обсуждать.
– А мне-то как быть? Берете меня?
– Берем, берем, – отвечают. – Только нам ваша помощь понадобится. На нас в управлении кричать начнут, что мы инженеров в шуты переманиваем. Вам и их смешить придется. Сможете?
– А как же? Такого случая в жизни не было, чтобы я человека рассмешить не смог. Кроме моей бабушки.
– А почему?
– У нее зубы от смеха выскакивают. И под диван. Ищи потом.
– Ну, а как же вы их в управлении будете смешить?
– Я им загадку загадаю детскую.
– Какую же?
– Рыбка маленькая, а хвост большой, что это?
Они задумались.
– Ну и что это?
– Очередь за тюлькой.
Тут и мрачный человек дернулся. И у него зубы чуть не выскочили.
Ну, точно, как у моей бабушки! Им с ней встречаться нельзя. Перепутать могут.
После моего визита в цирк главный режиссер Мосалов Антон Савельевич взялся мне помочь.
Не могу сказать, чтобы он был человеком очень славным. Очень жестким человеком он был. В широких народных массах про таких говорят – смесь бульдога с мотоциклом. И своего он не упускал никогда. Но была в нем искорка божья – мыслить умел нестандартно и любил всякие отклонения от стереотипа, как в искусстве, так и в личной жизни.
Он пригласил меня к себе домой. Почему-то мы сидели на кухне. Он говорил:
– Наша организация гастрольная. Мы прокатываем готовых актеров. Поэтому взять… вас… тебя… на работу не имеем права. Но раз в году мы объявляем набор в нашу организацию. Берем людей с готовыми номерами, заменить стариков и сбежавших. В это время есть возможность проскочить. И получить хорошую ставку. Просматривает номера авторитетная комиссия с представителями из министерства. Все решается сразу. И мой совет тебе… вам… давай на ты – немедленно заняться подготовкой номера и его обкаткой…
…Я отправлю тебя к своему приятелю Дзюровскому. Он писатель, юморист. Бывший эстрадный автор. Просто так делать эстрадный номер его вряд ли заставишь. Это работа слишком трудоемкая и непочетная. Но мне, я думаю, он не откажет. Да и ты на него насядь. Может, что и выйдет.
Дальше он скупо и жестко мне все растолковал. Даже прирожденный актер должен привыкнуть работать на публике. Нужно перешагнуть через какой-то психологический барьер. Сделать этот шаг помогает опыт. Опять же начинать лучше на детях. Взрослые считают естественным состояние рассказывания и показывания чего-то детям. А далее удачный детский номер легко переносится на взрослую аудиторию. Так как взрослые – те же дети. Это его, Мосалова, теория, а может быть, даже диссертация. Я должен буду подтверждать ее на практике. Но гарантий нет. Так как юмор – край нехоженый, и все, что писали теоретики, или неверно для практического руководства, или мгновенно устаревает.
Вот так-то! А я-то думал, что все это шуточки.
– Производство юмора, – продолжал он, – это профессиональная работа. Но этой профессии никто не учит. А если учат, то на пальцах – преподают теорию в цирковом училище, а практике, умению создавать юмористические ситуации – фиг, не учит никто. Здесь главное препятствие – боязнь совершить ошибку, боязнь предстать в смешном виде. Очень трудно ее преодолеть при совершении поступка. И вот тебе мой совет. Сейчас надвигается лето, поезжай в пионерский лагерь вожатым. И работай там с детьми. Смеши их, развлекай, весели. Ты не будешь бояться сделать ошибку, потому что это дети. И ты научишься преодолению, научишься вытаскивать юмор из любой ситуации. Все задатки у тебя для этого есть. Сделаешь?
– Сделаю.
– Осенью тебя возьмем в наладчики аппаратуры, чтобы ты всю цирковую механику знал. И еще, клоуну репертуар нужен. Найди способ познакомиться с Дзюровским. Это наш автор. Без него еще ни один человек в настоящие люди не вышел.
ГЛАВА N + 9
(Дзюровский и эстрадные номера)
Когда я после совета Мосалова стал звонить Дзюровскому, он с первого же раза извинился и предупредил, что со временем у него плохо. И надо будет без обид несколько дней к нему пробиваться. Звонить каждый раз с утра и ждать свободного вечера.
Свободный вечер выдался после шестого звонка. Он попросил меня закупить бутылок десять пива и идти.