«И наверняка страдает от комплексов Мэрфи, – подумал я. – Первые симптомы этой болезни – страшная скука и одиночество в постели».
– Меня кое-что беспокоит в вас, Уиллер, – заметил Мэрфи, закрывая свой черный чемоданчик. – Вид трупа действует на вас так же, как инъекция адреналина.
– Что ж, значит, я не ошибся в выборе профессии, – хмыкнул я. – Когда произведете вскрытие?
– Завтра во второй половине дня. Ну, я пошел. Оставляю вас наедине с этой сногсшибательной молодой вдовой. Кстати, она, по-моему, отнюдь не убита горем!
– Она уже созналась мне, что сама с радостью убила бы его, но у нее никогда не хватило бы на это мужества, – заявил я. – Вышла за него замуж из-за денег. Вполне возможно, что она теперь получит их.
– Может быть, вам удастся заключить с ней сделку? Вы ей подарите свои мужские достоинства, а она вам – пятьдесят процентов наследства.
Я проводил его до двери, и мы подождали там, пока его дружки в белых халатах не отнесли труп в санитарную машину. Вслед за ними исчез в ночи и доктор Мэрфи. Я вернулся в гостиную. Судя по всему, новоиспеченная вдова уже нашла свое утешение в алкоголе. Стакан чуть не вывалился из ее рук, и драгоценный коньяк тихо лился на ковер. Голубые глаза были подернуты пьяной дымкой.
– Ну, теперь все? – спросила она заплетающимся языком. Было видно, что говорить ей трудновато.
– У меня еще будет к вам несколько вопросов, – ответил я.
– У меня отличное алиби, – заявила она. – Да и вечеринка была отличная. Можете спросить Дэвида, если хотите. И Марту тоже.
– Это супруги Шепли?
Она кивнула.
– Да, Марта и Дэвид. Мои хорошие друзья. Они тоже не могли терпеть Людвига. Никто его не любил, потому что он был очень противным. И он не любил их. Как, впрочем, и всех остальных. Я бы не отважилась пойти к ним на вечеринку, если бы он не уехал в Лос-Анджелес. Он всегда требовал, чтобы я сидела дома и терпеливо ждала его возвращения. А что мне делать дома одной? Как убить время? – Все ее тело вдруг затряслось от беззвучного смеха. – С вожделением думать о нем и ждать, когда он вернется?
– Вы ушли с вечеринки довольно рано?
– Да, из-за этой проклятой головной боли… Ушла до того, как там началось настоящее веселье.
– Значит, вы думаете, что вечеринка еще не закончилась?
– Конечно, нет! Если Марта и Дэвид устраивают вечеринку, то устраивают на славу. Часть гостей наверняка останется до завтрака.
– Вы говорили, что вашего супруга мог ненавидеть практически любой человек?
– Знать Людвига Яноса означает ненавидеть Людвига Яноса! – Она посмотрела на меня, прищурив глаза. – А почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что я должен выяснить, кто его убил, – буркнул я в ответ. – Вы не можете сказать… может быть, кто-нибудь особенно ненавидел его?
– Конечно, могу! – Она очень мило улыбнулась. – Больше всех на свете ненавидела его я.
– Может быть, еще кто-нибудь?
– Сомневаюсь. Впрочем, я не знаю.
– А как обстоят дела с его первыми женами?
– Одна из них вот уже пять лет живет в Европе, – ответила она. – Другая умерла. Упала с двенадцатого этажа отеля, когда отдыхала на курорте. Вернее сказать, не упала, а сама выбросилась… И все отлично понимали, почему она это сделала. Наверняка Людвиг довел ее до сумасшествия. Но когда его вызвали в суд, он привел с собой какого-то выдрессированного психиатра, который заявил суду, что его жена страдала манией преследования… Нет, лейтенант. – Нина Янос покачала головой. – Если говорить о его женах, то убить его могла только я. Но, с другой стороны, я тоже не могла этого сделать, поскольку у; меня имеется бесспорное алиби.
– Как зовут его адвоката?
– Джил Хиланд, – ответила она. – Ужасно противный человек.
– А кто возьмет бразды правления в его фирме теперь, когда он умер? – спросил я.
– Я знаю только одного из его служащих, – со скучающим видом ответила она. – Этого человека зовут Элтон Чейз. Тоже ужасно противный субъект. Людвига окружали подонки. Нормальные люди не хотели у него работать.
Она одним махом опустошила свой стакан, вяло бросила его на ковер и зябко повела плечами.
– А вы уверены, что он мертв, лейтенант? Я спрашиваю об этом только потому, что Людвиг способен на любую шутку, даже самую безвкусную, лишь бы только вдоволь посмеяться… Сперва притворится мертвым, а потом вдруг окажется у меня в кровати, живой и невредимый.
– Смею вас заверить, что он мертв, – ответил я. – И труп его сейчас находится по дороге в морг.
– Только тщательно запирайте там все двери на засов, – неразборчиво пробормотала она. – От моего муженька можно ожидать всего, чего угодно. Я ему не доверяю.
– А вы не боитесь остаться здесь ночью совсем одна? – поинтересовался я. – Может быть, позвоните какой-нибудь приятельнице и попросите ее приехать к вам?
– Нет, нет! Мне никого не нужно, лейтенант. Не хочу разыгрывать безутешную вдову и выслушивать слова соболезнования и утешения. Еще две-три порции коньяка, – и я блаженно усну прямо здесь, посреди гостиной.
– А почему бы вам не переспать ночь в кровати, как обычно?
– На что вы, собственно, намекаете, лейтенант? – Она хихикнула, но потом лицо ее снова стало серьезным. – В кровати?.. В его кровати?.. Идти в его кровать, где я провела с ним эти ужасные полтора года?.. Вы, должно быть, совсем сошли с ума, мой дорогой лейтенант!
– Может быть, вы и правы, – заметил я. – Ну, ладно, всего хорошего! Если вспомните вдруг что-нибудь, что может помочь в нашем расследовании, позвоните мне, пожалуйста.
– Этого вы вряд ли дождетесь, – сказала она без обиняков. – Дело в том, лейтенант, что я целиком и полностью на стороне убийцы, и очень надеюсь, что вы его никогда не поймаете. Я даже искренне считаю, что он заслужил орден.
– Скажите, а зачем вашему супругу понадобилось надевать этот клоунский наряд? – спросил я. – Он что, очень любил переодеваться?
– Возможно, – сухо заметила она. – Но со мной он не делился по этому поводу… Как бы то ни было, он и без грима выглядел, как клоун… – Она внезапно к чему-то прислушалась. – Вы слышите, лейтенант?
– Конечно, – ответил я. – К дому приближается машина. Может быть, это кто-нибудь из Шепли едет сюда, чтобы осведомиться о вашем самочувствии?
– Нет, это не Шепли. Это, наверное, еще какой-нибудь наряд полиции, – со вздохом сказала она. – О чем мы говорили?.. Ах, да! Я уже ответила на ваш вопрос: о его пристрастии переодеваться я не имела представления… Из всех его слабостей, касающихся его внешности, я знала только одну: он часто подкрашивал себе виски, чтобы скрыть седину.
– Что скрыть? – переспросил я, занятый своими мыслями.
– Седину! – раздраженно повторила она.
Шум машины внезапно стих перед самым домом, и я непроизвольно ждал, что сейчас раздастся звонок в дверь.
– Седину на парике? – переспросил я озадаченно. – Зачем же ему это надо было?
– Вы, наверное, немного не того, лейтенант? – Она как-то неуверенно посмотрела на меня. – А может, вам просто нужно еще выпить? Я бы тоже немного выпила… Принесите же чего-нибудь!
– Но он же был совершенно лысый! – воскликнул я. – У него не было на голове ни единого волоска! И на висках тоже! Что же он подкрашивал?
Она нервно замигала глазами.
– Что?.. Кто был лысым?
Дверь в комнату с шумом распахнулась, и в нее ворвался плотный высокий человек. Лет сорока, с густыми темными волосами и пышными усами. Глаза у него были холодные и серые, брови густые и черные.
На нем был костюм, который не по карману ни одному честному полицейскому служаке, а лицо у него было таким самоуверенным и даже наглым, что создавалось впечатление, что он купил себе всю эту роскошь за очень большие деньги.
– Так, так! – громогласно протрубил он. – Вы кто, собственно, такой?