— Просто короткая поездка, — ответила я. — Извините, но у вас что-то застряло между зубами.
— Да? — Он поковырялся в зубах указательным пальцем и с дурацкой ухмылкой выставил его мне напоказ.
— Порядок?
— Да.
— Спасибо. Как я понял, ты хорошая подруга Эжени? В смысле близкая?
Вне всякого сомнения, он пытался выяснить, разделяю ли я предпочтения Эжени.
— Мне она очень нравится, — сказала я.
— Замечательная девушка, — сказал он, сияя. — Замечательная. И где ты с ней познакомилась?
— Она подруга семьи, где я работаю. Я няня. — Мне казалось, что это сообщение должно хотя бы слегка приглушить его сияние.
Так и вышло. Хемингуэй насупился.
— Няня? — Он оглядел меня с ног до головы довольно наглым взглядом и снова просиял. — Шутишь!
Я улыбнулась.
— Я работаю у Форсайтов. Вы их знаете?
Хемингуэй удивился.
— У Ричарда не было детей.
— Не у Ричарда Форсайта. А у его дяди.
— А, понятно. У банкира, значит? Так ты и правда няня?
— Да, Это ведь Ричард издал ваши рассказы, верно? — Теперь ты видишь, как я в свойственной мне хитрой пинкертоновской манере перевожу разговор с темы о няньках на Ричарда Форсайта.
— Ага, — сказал он. — Но мне этот парень никогда не нравился.
— Почему?
— Он нарушил наш договор. И к тому же он был педиком. Гомосексуалистом.
— Но из того, что мне рассказывали, я поняла, что у него было… немало и женщин.
Хемингуэй отмахнулся.
— Для маскировки. Французы ведь не любят гомиков, так? Они терпеть их не могут. Даже американских гомиков. Поэтому Форсайт усердно маскировался. Но все это камуфляж.
— Как вы думаете, почему он покончил с собой?
— Форсайт? Думаю, у него просто не… Он был импотентом. В тот день, во всяком случае, у него ничего не вышло. Потому что он был гомиком, ясно? Вот он и взбесился. Прикончил ту девушку, немку, а потом застрелился сам.
— Понятно.
— Так какой же рассказ вам понравился больше всего? — спросил он.
— «На Биг-Ривер», думаю. Замечательный рассказ. А вы знали Сабину фон Штубен?
— Да, славный рассказ. Один из лучших. Рад, что вам понравилось.
— Насколько я знаю, она была связана с какой-то немецкой политической партией.
— А вам понравился рассказ «Сын доктора»?
— Да, очень. А вы были с ней знакомы?
— Угу. Он в некотором смысле автобиографический. «Сын доктора». Не уверен, что вы это заметили.
— Я так и думала. Я слышала от подруги, что она не была…
— Да? — снова просиял он. — Вы заметили? Чудесно. — Он приложился к бокалу. — Послушай. Почему бы ним с тобой не пойти куда-нибудь вдвоем, посидеть и поболтать?
— Извините, я не могу оставить Эжени.
— Да ничего с ней не случится. Она ведь стойкая, верно? Я знаю тут одно местечко поблизости. Хорошее вино, и не слишком дорогое. Мы могли бы узнать друг друга поближе.
— Не могу. Честно.
Хемингуэй глубоко вздохнул, и маленькая кухня, после того как расширилась его грудь, показалась мне еще меньше. Он сузил глаза, и они засияли жарким огнем.
— Джейн, ты веришь, что двое людей, мужчина и женщина, могут встретиться и сразу понять, что между ними есть что-то искреннее, подлинное?
— Нет, по правде сказать, не могу.
— А я, глядя на тебя, могу сказать, что ты необыкновенная. И послушай, эта маленькая забегаловка? С вином? Там рядом есть прелестная маленькая гостиница.
И он мне подмигнул.
— Как скоро, — спросила я, — ваша жена должна родить?
Хемингуэй подался вперед и вдруг осклабился. Хотя, скорее, он надул губы. Больше от досады, чем от недоумения. Но, как я вскоре выяснила, его гнев был направлен не на меня.
— Разве это не удар по голове? Или под дых? Я что хочу сказать — ты можешь представить меня в роли папочки? — Он снова надулся. — Я не готов лезть в ярмо. И понятия не имею, как это, черт возьми, случилось.
— Наверное, стоило свериться с хорошим медицинским справочником.
— А, я знаю, как это случилось. Я не это имею в виду. Этого не должно было случиться. Не сейчас.
— Конечно, я глубоко вам сочувствую.
Но моя ирония до него не дошла.
— Спасибо, — сказал Хемингуэй. — Ценю. — И снова подмигнул. — Так как насчет того, чтобы тихонько улизнуть отсюда?
— Вы с ума сошли?
— Я сошел с ума? — Он снова насупился. — Ты же сказала, тебе понравились мои рассказы,
— Понравились и даже очень, но это не означает, что я должна идти с вами в какую-то гостиницу.