Я услышал, как зашипело масло.
— С чего бы Сибил Нортон давать им деньги?
Ледок поднял миску со взбитыми яйцами, вылил часть в сковородку и снова поставил миску.
— Напрашивается вывод, что она сама правая свинья. — Потряхивая сковородку левой рукой, он помешивал яйца вилкой, которую держал в правой руке. — Мадемуазель фон Штубен получала деньги и от мсье Лагранда, нашего чудного префекта.
Я кивнул.
— Роза Форсайт рассказывала мне при нашей первой встрече, что Лагранд тесно общался с фон Штубен на какой-то вечеринке у графа де Сента.
— Знаете, — задумчиво заметил Ледок, — мне пришло в голову, что это, в смысле деньги, объясняет и связь мсье Рейли с мадемуазель фон Штубен. Помните, тот парень в баре, Джепсон, говорил, что они знакомы.
— С трудом себе представляю, чтобы Рейли жертвовал деньги политической партии.
— Возможно, он передавал не свои, а чьи-то деньги.
Ледок осторожно сбросил омлет на тарелку и аккуратно свернул его пополам.
— Любопытная мысль. Но чьи именно деньги, Анри?
Он протянул мне тарелку.
— Не знаю. Вы думаете, мсье Рейли все еще нас разыскивает?
— То, что он нас не нашел, не значит, что он перестал искать. Возможно, он просто не знает, где нас искать.
— Да. Вот досада! Кстати, мадемуазель Тернер подтвердила, что у мадам Нортон и в самом деле был роман с мсье Лаграндом. Ешьте, mon ami. Я присоединюсь через минуту.
— Откуда мисс Тернер все это узнала?
Ледок отрезал еще кусок масла и бросил его на сковороду.
— От Вирджинии Рендалл, американки, которая некоторое время живет в Париже. — Он вылил остатки взбитых яиц в сковороду, покачал ее и взглянул на меня. — Вкусно?
Я еще не пробовал. Только взял вилку. Оказалось очень вкусно, о чем я ему и сообщил.
— А откуда это узнала Вирджиния Рендалл? — спросил я.
— От Сабины фон Штубен. У мадемуазель Рендалл был с ней роман.
Я улыбнулся.
— Еще одна лесбиянка? — Я отправит кусок омлета в рот.
Ледок пожал плечами.
— Здесь, в Париже, их вряд ли больше, чем мужчин-гомосексуалистов. — Он выложил омлет на тарелку, подошел к столу и поставил ее на стол. Раскатал правый рукав и сказал: — Но им здесь полегче. — Он раскатал левый рукав и развязал фартук. — Французы терпят лесбиянок, если они проявляют себя не слишком явно. — Он стащил фартук через голову и отнес его в шкаф, откуда взял. — Мадемуазель Рендалл ничего не скрывает, но она богата. И к тому же американка. — Он повесил фартук на место и улыбнулся мне. — Мы ждем от американцев эксцентричности. Но, что касается мужского гомосексуализма, тут совсем другое дело, американец ты или нет.
Ледок вернулся к столу, снял свой пиджак со спинки стула, надел его, расправил полы и сел за стол. Взял вилку и взглянул на меня.
— Так что теперь вы думаете о мадам Нортон?
— Она ни словом не упомянула, что давала деньги фон Штубен.
— Не сомневаюсь, она просто запамятовала. — Он принялся за салат.
— Я тоже не сомневаюсь.
— Есть еще одна любопытная вещь, — заметил Ледок. — Если верить мадемуазель Рендалл, вскоре после начала романа с мсье Форсайтом мадемуазель фон Штубен порвала с партией. — Он проглотил очередной лист салата.
— Откуда Рендалл это узнала?
— От Ричарда Форсайта. Он сказал, что поставил мадемуазель перед выбором: или партия, или он. Она выбрала его.
— Похоже, она ошиблась в выборе.
Ледок нахмурился.
— Вы так говорите, mon ami, потому что незнакомы с паразитами из этой партии.
— Возможно. Но Роза Форсайт сказала примерно то же самое — что после встречи с Форсайтом фон Штубен забросила политику.
— Тогда, вероятно, это соответствует действительности. — Он отправил в рот кусок омлета.
А я отпил глоток вина.
— Что будет с Лаграндом, если станет известно, что он давал деньги немецкой политической партии?
Ледок проглотил омлет.
— Да уж, вопрос не в бровь, а в глаз. Я не удивлюсь, если окажется, что среди влиятельных правых у нас во Франции кое-кто симпатизирует этим немецким свиньям. Но если тебя схватят за руку публично, это равносильно катастрофе. Война окончена, но Германия так и осталась нашим врагом. Карьере Лагранда придет конец.
— И Рендалл говорит, у Лагранда с Нортон был роман?
— Да, но мы ведь уже об этом знали, верно?
— Только предполагали. Я спрашивал сегодня у Розы, могла ли Нортон как-нибудь незаметно взять пистолет.
Ледок отпил глоток вина.
— И что?
— Могла. За пять дней до его смерти Нортон побывала в его кабинете без свидетелей. И, как сказала Роза, эти пять дней Ричард не брал в руки пистолет. Нортон могла его взять, и никто бы не спохватился.