— Ладно, — перебил я. — И что дальше?
Ледок посмотрел на меня так, будто я в очередной раз его здорово разочаровал.
— Так. Первый отдал второму газету и ушел. Взял такси. А второй остался. Он там так и торчит — читает газету. Наверное, очень интересная газета.
— Значит, вы первого упустили, — заметил я.
Ледок улыбнулся, явно довольный собой.
— Au contraire.[30] Я тоже поймал такси и пустился вслед за ним. — Он поднял брови и слегка наклонился вперед. — Сказать, куда он поехал?
— Прямиком в префектуру. Он полицейский.
Ледок откинулся на спинку стула.
— Раз вы заранее знали, чем дело кончится…
— Ничего я не знал. Ни сном, ни духом. Но, по логике вещей, иначе и быть не могло. Да и кто, кроме полицейских, знал, что я в городе? Только Роза Форсайт и Хемингуэй, а они слишком увлечены собой, чтобы печься обо мне. И, как я уже говорил, у вашего префекта есть свой причины держаться за это дело. Как бы то ни было. Отсюда следует, что тот малый — полицейский. Но всегда лучше знать наверняка. Вы прекрасно поработали.
Ледок все еще дулся.
— Это не так просто, знаете ли, — сказал он. — Следить так, чтобы тебя не заметили; Найти такси, до того как объект скроется…
— Вы славно потрудились.
Он поднял на меня глаза и улыбнулся.
— Bon. Так что теперь?
Я взял папку.
— Сможете сделать так, чтобы бумага перевели к завтрашнему утру?
— Конечно.
Я отдал ему папку и снова сел. Он положил ее рядом со шляпой.
— Послушайте, — сказал я, — прежде чем мы сегодня отправимся на баржу и встретимся с Астер Лавинг, я бы хотел побывать в том баре, о котором говорил Хемингуэй. «Дыра в стене».
— Жуткое место. Кухня там ужасная, да и небезопасно.
— Мне надо там побывать.
Он пожал плечами.
— Как угодно. Когда за вами заехать?
— Часиков в восемь, идет?
— Bon. Тогда у нас хватит времени, чтобы поужинать. А пока вы отдыхайте.
Я покачал головой.
— У меня встреча с Сибил Нортон. Я уже договорился с ней по телефону, звонил отсюда, снизу.
Ледок выпрямился и поджал губы.
— Вижу, вам моя помощь не нужна.
— Анри, она же англичанка. Если все будет нормально, мы с ней и так сможем поговорить. Она объяснила, как до нее добраться. Тут близко. Все будет точно, как и с Розой Форсайт. Когда один — нормально, а двое — уже толпа.
Ледок поднял руку.
— Да-да, согласен. — Он улыбнулся. — И поводов для вранья меньше.
— Ну вот. И то верно. Так что с тем молодчиком снаружи? С полицейским? Он видел, как вы сюда вошли? Сейчас?
Ледок отрицательно покачал головой.
— Я прошел осторожно. Тут есть черный ход.
— Замечательно. Было бы неплохо, если вы, уходя, им же и воспользуетесь.
— А вечером?
— Не надо. Я встречу вас внизу. Зачем их лишний раз искушать? Думаю, нам же лучше, если они не будут знать, что мы догадываемся о слежке.
Ледок кивнул.
— Усыпим их бдительность, да?
— Да и потом, если надо, от них будет легче избавиться.
Он поудобнее уселся на стуле.
— Mon ami, ваши предки, верно говорю, были французы.
В тот же день, в пять часов, я поднимался по ступенькам дома Сибил Нортон. Она жила на самом верхнем — седьмом этаже, так что ступенек было предостаточно. Когда я наконец добрался до последней площадки, дыхание вырывалось из моей груди с шумом и с перебоями.
Две двери — обе красные. На одной, под звонком, — бронзовая табличка с надписью «НОРТОН». Над звонком — крохотный глазок, казавшийся мутно-белым при включенном внутри свете. Я дернул звонок.
Через мгновение глазок потемнел. И дверь открылась.
— Господин Бомон?
— Да, — сказал я. — Спасибо, что согласились со мной встретиться, госпожа Нортон.
Ей было чуть за тридцать, высокая — примерно сто семьдесят три или сто семьдесят пять сантиметров. На ней было черное, в красный цветочек, шелковое платье с поясом, свободно ниспадавшее с широких плеч на высокую грудь и расходившееся мягкими складками от узкой талии по округлым бедрам. Вьющиеся светлые, с рыжеватым отливом волосы были разделены пробором слева и доходили до ушей, слегка прикрывая их. У нее, как и у Розы Форсайт, были голубые глаза, только ее глаза глядели спокойно и уверенно — в них не было ни тени печали. Госпожа Нортон обходилась без косметики, потому как совершенно в ней не нуждалась: у нее был прекрасный цвет лица — бледно-кремовый, чуть розоватый, которым так гордятся англичанки, даже если сами похвастать им не могут.