– Подожди, русалка, – забеспокоился Тиль. – А, как же…
– Загляну утром, так и быть. Поболтаем. Дверь не забудьте запереть и масляные лампы погасить, клоуны. Храни вас Один.
Сигне ушла, хлопнула дверь.
– Рассказывай, морда б-белобрысая, – попросил Лёнька. – Мол, как оно всё п-получилось.
– А, пардон, смысл? – засомневался напарник. – Раз ты заикаешься, значит, пьян в стельку. То есть, к утру две трети позабудешь. Логично?
– Н-наверное…
– Ложись-ка, братан, на эти широкие нары, которые по-местному называются – «спальной скамьёй». Давай-давай, не упрямься. Утро, как известно, вечера мудренее…. Вот, молодец. Спокойной ночи.
– Да, хранит нас всех могучий Один, – уже засыпая, откликнулся Макаров…
Он проснулся от массового дискомфорта. Во-первых, зверски чесалось и тут, и там. Во-вторых, похмельно трещала голова. В-третьих, ужасно хотелось в туалет.
– О, Боги мои добрые! – Лёнька дёрнулся, сел на жёсткой поверхности и спустил ноги вниз. – Где это я?
Сквозь мутные стёкла двух узких окошек-бойниц пробивались скупые солнечные лучи. Длинные верстаки, заваленные разнообразным инструментом. Высокие двустворчатые шкафы тёмного дерева. Громоздкие сундуки, оббитые широкими металлическими полосами. Всяческие железяки, небрежно прислонённые к закопчённым бревенчатым стенам. Допотопный кузнечный горн в правом дальнем углу. Громкий заливистый храп, доносившийся из-за ближайшего верстака. Специфические, не очень-то и приятные запахи.
– Чем пахнет? – проворчал Макаров. – Хренью всякой. В том числе, и «палёным» коньяком…. Ага, так и есть, упитанный клоп вальяжно ползёт по кисти левой руки. Укусил. Больно. Получи, гнида! Не нравится? Сдох? Итак…. Значит, мне всё это не приснилось? Сиреневый туман, неожиданный шторм, каменистый берег, стойбище саамов, древняя ладья викингов, разгульная ярмарка на площади средневекового норвежского городка? Ай-яй-яй. Блин горелый. Занесла, нелёгкая, мать его…. Храп прекратился. Ну-ну…. Так, а где здесь туалет? Что-то вспоминается. Кажется, местная рыжеволосая фефёла говорила, мол, отхожее место надо искать во внутреннем дворике…
– Не называй Сигне – «фефёлой», – попросил хриплый голос. – Она вполне приличная девица…. Любовники пройдут по паутинке, что в легком летнем воздухе летает. И не сорвутся[18]…
– Уверен, что девица? – поднимаясь на ноги, съязвил Леонид. – Проверил бы сперва, прежде чем нахваливать…. О, чёрт! Это получается, что я вчера завалился спать, даже не сняв резиновых сапог? Свинство натуральное.
– Конечно, свинство, – невозмутимо подтвердил Тиль. – Только прибыл на новое место дислокации, как тут же и нажрался. Причём, практически до поросячьего визга. Шесть-семь литров браги засосал залпом, плюсом к ним самогоночка. Раз – стаканчик оловянный, два – стаканчик.…Такую свинячью чушь нёс, что у меня уши – сами собой – сворачивались в тугие трубочки.
– А, что конкретно?
– Например, обучал средневековых норвежцев – на полном серьёзе – искусству ловли озёрной щуки на спиннинг. Подробно рассказывал о видах и подвидах блёсен. Мол, на какую рыбу какие блесёнки годятся. Ещё благородно поведал о всяких хитростях, применяемых при изготовлении мормышек. Ну, и так далее…
– Бывает, – засмущался Лёнька. – Ладно, потом договорим.
Он, подхватив по дороге пустое деревянное ведро, прошёл к дальней стене, поднял вверх бронзовую щеколду, распахнул массивную низенькую дверь и вышел во внутренний дворик.
– Тепло сегодня, – одобрил Макаров. – Небо ясное, солнышко старательно наяривает…. Классический колодец-журавль. Рядом в землю вкопан толстый деревянный столб, к которому прибито некое подобие умывальника. Метрах в пятнадцати от колодца расположена хлипкая деревянная будочка, типа – «российский дачный сортир». Понятное дело.
Справив нужду, он зачерпнул из колодца – медной объёмной бадьёй, привязанной к «журавлю» – воды и вылил её в деревянное ведро. Зачерпнул ещё раз, наполнил умывальник, умылся, наспех вытерся собственным свитером и вернулся в избу-кузню.
– Кушать подано! Прошу к столу, достославный Ламме Гудзак! – насмешливо предложил Даниленко, восседавший на приземистом табурете, приставленном к одному из верстаков. – Что так неодобрительно смотришь, чистюля хренов? Да, был я уже, пока ты дрых без задних ног, во внутреннем дворике. И умывался, и вообще…. Присаживайся, бродяга. Опохмелимся слегка.