— Лучше плохая погода, чем никакая!
— Что значит — никакая? — удивился Патрик, озадаченный столь замысловатым афоризмом. — Выходит…
— Черт возьми!
Ошеломленный этим вульгаризмом, Патрик вскочил в шарабан еще быстрее, чем выпрыгнул оттуда.
Подгоняемый теплым дождем, лившимся из грозовых облаков, караван прошел двенадцать километров, отделявших Тлемсен от Эн-Фезза. Затем, когда небо прояснилось, сделали остановку и позавтракали в лесистом ущелье, где воздух был целебен и свеж благодаря соседству многочисленных водопадов. Но трапеза протекала не в прежней, дружелюбной обстановке, а в атмосфере взаимного отчуждения. Туристы держали себя так, словно впервые увидели друг друга за общим столом и, перекусив, никогда уже больше не встретятся. Под злыми взглядами Дезиранделей Марсель не решался посмотреть на прелестную Луизу. Жан, уже не рассчитывая на случайности в пути, — ведь то был почтовый тракт, и, следовательно, дорожные скаты содержались в хорошем состоянии, километровые столбы стояли крепко, булыжник добротно уложен, а ремонтные рабочие заняты делом, — проклинал злополучную администрацию, цивилизовавшую эту страну.
И все же Кловис Дардантор делал неоднократные попытки восстановить свое былое влияние. Он запустил несколько словесных ракет, но фейерверки его красноречия уныло гасли, словно под ливнем.
— До чего же они мне надоели! — пробормотал он.
Около одиннадцати утра двинулись дальше, по мосту переправились через бурную Шули, приток Иссера, прошли вдоль какой-то рощицы, миновали каменоломни, руины Хаджар-Рум и без всяких приключений к шести вечера добрались до Ламорисьера — точнее, до его пригорода Улед-Мимун.
Если даже пребывание в Тлемсене оказалось таким коротким, то нечего было и думать о том, чтобы задержаться в этом поселке с двумястами жителями, получившем имя знаменитого генерала. Хотя долина, в которой расположилось предместье, и славилась своим плодородием, в единственном здесь постоялом дворе не приходилось рассчитывать на особый комфорт. Но, как ни странно, туристам подали все же яйца всмятку, правда такие, словно их изжарили на вертеле. К счастью для агента Дериваса, он в тот момент отсутствовал, что и позволило ему избежать справедливых нареканий.
Скудный ужин был вознагражден небольшим концертом, который трое туземцев дали в честь путешественников тут же, в обеденном зале. Не станем скрывать, кое-кто из туристов хотел бы оградить свои уши от навязанной экскурсантам музыки, но, по настоянию месье Дардантора, коему его подопечные испортили по неосторожности настроение, группа в полном составе ознакомилась с исполнительским мастерством этого трио, оказавшимся, впрочем, значительно выше, чем ожидалось.
В распоряжении оркестрантов имелось три арабских инструмента: табла — небольшой барабан, на обеих сторонах которого двумя палочками выбивают дробь, рейта — разновидность флейты, изготовленная с частичным использованием металла и сходная по звучанию с биниу, и нуара — обтянутые кожей две половинки тыквы.
Хотя обычно игра ансамбля сопровождалась грациозными танцами, на этот раз они, к сожалению, в программу не вошли.
Когда маленький праздник окончился, месье Дардантор мрачновато произнес:
— Очаровательно… очаровательно!
И, поскольку никто не отважился ему противоречить, он велел Моктани выразить музыкантам благодарность и вознаградил их щедрыми чаевыми.
Но был ли наш перпиньянец доволен в той же мере, в какой он это безапелляционно высказал? Кто знает! Зато можно смело утверждать, что кое-кому в тот вечер действительно повезло. Во время представления один из двух кузенов — нетрудно догадаться кто — ухитрился подсесть к мадемуазель Элиссан. И остается лишь гадать, не прошептал ли он ей три заветных слова, эхом отозвавшиеся в девичьем сердце.
На следующий день рано утром туристы, которым не терпелось завершить путешествие, покинули Улед-Мимун. Первые километров десять они следовали вдоль трассы запроектированной железной дороги, но в Эн-Теллу свернули на тракт, шедший в северо-восточном направлении и в нескольких километрах от Сиди-бель-Аббеса пересекавший уже строившуюся рельсовую колею, нацеленную на юг провинции Оран.
Путь теперь пролегал между обширными плантациями алжирского ковыля и неоглядными полями, простиравшимися до самого горизонта. Нередко у обочины шоссе встречались колодцы, дополнявшие полноводные реки Музан и Зехенна.
Экскурсанты спешили, чтобы успеть пройти за день положенные сорок пять километров. Никто не собирался задерживаться ради веселого обмена впечатлениями, да и ничего любопытного не было вокруг — даже развалин древнеримских или берберских строений. Воздух постепенно нагревался. К счастью, облачная пелена умеряла солнечный жар, который мог бы оказаться нестерпимым в этом безлесном краю. Повсюду — поля без деревьев, равнины без тени.
В одиннадцать часов по сигналу Моктани караван остановился. Слева, в нескольких километрах, дразнила взоры опушка леса — наверняка приятное для отдыха место, но туристы решили строго придерживаться маршрута и не удлинять путь.
Из корзин извлекли провизию. Туристы разрозненными стайками уселись на краю дороги. Луиза, естественно, оказалась в группе, образованной семействами Дезиранделей и Элиссан. Марсель, входивший в объединение, состоявшее из двух персон — его самого и Жана, не пытался приблизиться к девушке, в очередной раз обнаруживая невероятную деликатность, за которую Луиза была ему весьма признательна. Скорее всего, после Ламорисьера эта пара влюбленных, двигаясь к цели совсем иной, чем Сиди-бель-Аббес, значительно опередила в мыслях злосчастный караван.
Чтобы расширить представление читателя об организационной структуре участников путешествия, упомянем еще секту месье Дардантора, которая могла бы насчитывать лишь одного члена — носителя указанной фамилии, если бы перпиньянец за неимением лучшего не принял в нее месье Орьянталя. Оказавшись рядом, они приступили к беседе. О чем? Обо всем. О путешествии, которое вскоре завершится, слава Богу, без особых осложнений. О том, что с самого начала похода караван продвигался намеченным маршрутом без задержек и сколь-либо серьезных происшествий. О превосходном состоянии здоровья туристов, если не считать, быть может, некоторой усталости, особенно у женщин. И о том, что еще пять-шесть часов — и экскурсанты прибудут в Сиди-бель-Аббес, где их поджидали вагоны первого класса, чтобы в целости и сохранности доставить в Оран.
— А вы лично довольны поездкой, месье Орьянталь? — поинтересовался Кловис Дардантор.
— Еще как, месье Дардантор! — заверил монтелимарец. — Экскурсия на редкость хорошо организована, и вопрос питания администрация решила совсем неплохо, о чем можно судить по обилию и качеству блюд, коими мы могли ублажать себя даже в крохотных деревушках.
— Похоже, этот вопрос значит для вас очень много?
— Да, вы правы. И мне удалось раздобыть различные образцы съестного, о существовании которого я даже не подозревал.
— Скажу откровенно, месье Орьянталь, такая озабоченность жратвой…
— Гм! — подал голос Патрик, прислуживавший хозяину.
— Кажется мне несколько странной, — продолжил Кловис Дардантор.
— А по-моему, еда в человеческой жизни должна быть всегда на первом плане, — отрезал звездочет.
— Признаюсь вам, милостивый сударь, что если мы и ожидали от вас услуг, то астрономических, а не гастрономических.
— Астрономических?
— Да. Скажем, случись так, что наш проводник заблудился бы… и потребовалось бы прибегнуть к наблюдениям, чтобы определить правильный курс… Вы легко могли бы в данной ситуации сделать это по высоте солнца над горизонтом.
— Я мог бы определить высоту солнца над горизонтом?..
— Конечно… в дневное время… или найти дорогу ночью по звездам… Вы хорошо знаете… склонения…