Мини-эссе о литературе
(в соавторстве с Вл. Владиным)
* * *
Совсем не фокус
печь тома
Бригадным методом Дюма!
* * *
Знает весь микрорайон,
За что повешен был Вийон.
* * *
И мы писать романы
могем.
Как Сомерсет, простите, Моэм.
* * *
Всегда передо мной
дилемма:
Читать Немцова или Лема?
* * *
Я в мастерстве —
пари держу —
Не уступаю Занд Жоржу!
* * *
Люблю пить чай
за файф-о-клоком
Я с беллетристом
Поль де Коком.
* * *
Сядь в ванну,
яблоко очисти —
И превзойдешь
Агату Кристи!
* * *
Лишь я один во всей
Европе
Сравним с самим
де Вегой Лопе!
* * *
Хемингуэй работал стоя
И потому не знал простоя!
* * *
Бальзак — писатель мой
любимый.
Где брал он кофе
растворимый?..
* * *
Быть лордом лучше,
чем бароном:
Давно доказано
Байроном.
* * *
Неподражаем я. Не так ли?
Ответь, Андроников
Ираклий!
(Из записной книжки Евг. Сазонова)
Жизнь — вредная штука: от нее умирают.
Редактор — это специалист, который, плохо зная, что такое хорошо, хорошо знает, что такое плохо.
Любовники приходят и уходят, а мужья остаются.
Если хочешь подрубить сук, на котором сидишь, то сперва слезь с него.
У Петра I с Екатериной I за двадцать два года родилось одиннадцать детей. Молодцы!
— Меня смущают неумеренные похвалы, раздающиеся в мой адрес, — сказал мне как-то в доверительной беседе Евгений Сазонов. — Несколько раз я читал и слышал применительно к своему творчеству определение «гениально». Как бы это ни тешило авторское самолюбие, я более трезво смотрю на вещи. Будущее покажет, что я был просто большим писателем с широким творческим диапазоном.
Речь зашла о последних работах Сазонова, и он признался, что не без успеха пробует свои силы в новом для него жанре — философемсах. К своему стыду, я не знал, что это такое.
— Не мудрено, — усмехнулся писатель. — До меня этот жанр почти не разрабатывался. Философемса — это восьмистишие с философским уклоном. Форма чрезвычайно емкая, позволяющая вложить в себя два, три и более смысла. «Ни дня без философемсы. а то и без двух!» — это стало моим девизом.
Вскоре я издам их отдельной книгой, которую вместе с читателями буду ждать с большим нетерпением.
Несколько философеме мы публикуем с разрешения автора.
Коробка
Моя черепная коробка
Полна всевозможных чудес.
Сейчас, например, эфиопка
Там пляшет в одеждах и без.
Бывает, газету листаю,
Беседую мирно с женой.
А сам средь галактик летаю
В коробке своей. Черепной.
Гены
Поверь, читатель: я вполне земной.
Куда мне от наследственности деться?
Как прадед, квас люблю я в летний зной,
Как дед, зимой люблю пивком погреться,
Как у отца, при виде коньяка,
Моя ладонь другую нежно гладит…
Во мне живут отец, и дед, и прадед —
У генов путь-дорожка далека.
Воображение
Когда гляжу я на хлеба
Под синим небом.
Мне представляются хлеба
Печеным хлебом:
Пшеничным, ситным, заварным,
Орловским, минским.
Обдирным, рижским, аржаным
И бородинским.
Данге АЛИГЬЕРИ
Божественная комедия, или Сущий ад
(Авторизованный перевод с латинского Евг. Сазонова)
Песнь тридцать пятая
Я до песен страшно лютый
И охотно услужу.
Дайте мне скорей валюту[6]
4 Я в страну теней схожу…
Эй, входящие, вниманье:
Здесь оставьте упованья!
7 Ты играй, моя кифара,
вернуться
Неточность перевода. У Данте читается не «валюту», а «лютню».