Дорогие товарищи семинаристы!
Прежде всего я хочу сказать, что юмор надо писать смешно. Можно как исключение писать и несмешно, но тогда получается сатира.
Французский писатель Г. Д. Мопассан говорил, что главное у писателя — глаз. В. П. Катаев, полемизируя с этим французом, сказал на семинаре, что ухо — главнее. Я согласен, особенно если у кого очки, а не пенсне. Но в общем, мне кажется, прав и Валентин Петрович, и Гй Де: нужны и глаз, и ухо — хотя бы по одному. Лучше, конечно, обе пары.
И еще важно писателю иметь руку. Не важно где.
Я к чему это говорю? Я это к тому говорю, что писатель должен активно вторгаться в жизнь. В кино сходить, посидеть у телевизора, даже иной раз книжку почитать. Книжки очень развивают — становишься начитанным, культурным человеком. Театр тоже в этом смысле неплох.
Но здесь я увлекся — это на секции драматургов надо сказать.
Теперь к вопросу о языке. Язык — очень важная часть писателя, если он умеет им владеть на семинарах и совещаниях.
Плохо также обстоят дела с краткостью — сестрой таланта. Так, например, по сравнению с последним кварталом прошлого года словам стало теснее на тридцать процентов, правда мыслям стало просторней на пятьдесят процентов.
Да, так что же я хотел вам сказать? Писать надо лучше, вот что. Гоголь с Чеховым Антон Палычем как писали? А тоже такие же, как вы, когда-то были молодые, причем люди были не бог весть какого здоровья. А сейчас я иной раз вижу здоровенного парня, кулак с голову пионера, косая сажень в плечах, а написать мало-мальски приличный роман или поэму не может.
Это я к тому говорю, что лучше писать лучше, чем хуже. Хуже писать хуже.
Вот, собственно, и все. Желаю вам счастья в труде, трудовой деятельности и работе.
Владимир ВОЛИН
Современники о Евг. Сазонове
Специальный корреспондент «Клуба 12 стульев» Владимир Волин обратился к известным литераторам и артистам, которым посчастливилось общаться с Евг. Сазоновым, и попросил их рассказать о маститом романисте. Особую ценность представляют мемуары, обнаруженные в сейфе с рукописями Хемингуэя в одном из швейцарских банков.
Публикуем часть этих материалов, в которых облик автора «Бурного потока» предстает во всей своей многогранности. сверкая новыми, еще не стертыми гранями.
Эрнест ХЕМИНГУЭЙ
Сазонов и море
В юности Сазонов учился писать у Гертруды Стайн и Ф. Скотта Фицджеральда.
— «Великий Гэтсби» — неплохая книга, — сказал мне Сазонов и налил стакан виски. — Может быть, даже хорошая книга. Но ей далеко до «Бурного потока». «Бурный поток» — это великая книга. Бедняге Скотту никогда не написать такую.
Он налил второй стакан и добавил:
— Ты тоже неплохо пишешь. Хэмми. Но и тебе далеко до меня. Напрасно ты работаешь босиком, Эрни.
Было хорошо сидеть вот так вдвоем, пить виски и вспоминать старину Скотта. В Вене тоже было хорошо, но там бармен не умел смешивать напитки. В Париже было не так хорошо, как в Вене, но все же лучше, чем в Милане. Я понимал это, и Сазонов тоже это понимал. Мы оба понимали это.
Мы вместе охотились на львов, и в Ки-Уэст, штат Флорида, когда мы поймали шикарную акулу, и в Мадриде на корриде. Он был настоящим парнем, этот Сазонов. Все матадоры уважали его.
— Ты тоже неплохо пьешь, Эрни, старина, — сказал мне Сазонов. — Но все же тебе далеко до меня. Напрасно ты смешиваешь виски с содовой, Хэмми.
Он свалился под стойку и захрапел. Сазонову снились авансы.
Ираклий АНДРОНИКОВ
Загадка «Евг. С.»
(Из устных рассказов)
Однажды в столовой Дома ученых я нашел обрывок бумажки с коряво нацарапанными буквами — «Евг. С.». Дальше было неразборчиво.
Вы не можете себе представить мое любопытство! Я сразу понял, что тут кроется очередная литературоведческая тайна. Что означали эти загадочные буквы?
Первое, что пришло мне в голову, — Евг. Онегин и Евг. Савойский. Но эту догадку после долгих колебаний и сомнений пришлось отбросить: первый, насколько я помнил, был литературным персонажем, а второй — принцем и пропуска в Дом ученых не имел.
Вы не можете себе представить мое огорчение! Но тут меня осенило. Таинственный незнакомец Евг. С. — не кто иной, как Евгений Сю, или. как его называют французы, Эжен Сю — автор знаменитых романов «Агасфер» и «Парижские тайны». Не здесь ли разгадка и моей тайны?
Я быстро собрал чемодан и поехал в Таганрог. Надо вам сказать, что в Таганроге до сих пор живет одна чудесная старушка, обладательница редчайшей, уникальнейшей, единственной в мире картотеки всех известных писателей, от Лукиана до Юлиана (Семенова). Но меня ожидал тяжелый удар. От приветливой старушки, угостившей меня чаем, я узнал, что Эжен Сю скончался еще в середине XIX века.
Вы не можете себе представить мое разочарование! Неужели я так и не узнаю, кто был этот загадочный Евг. С.?
И вдруг — какое счастье! — к моему столику подошел… нет, вы не знаете, что — я — увидел! Итотка — кратер! Небо — купол! Жест — дирижера Штидри! Эрудиция — самого Соллертинского! ГТыос — как у Сальви-ни в роли Сальери! И ни одной лишней детали!
Сомнений не было. Всеми этими качествами одновременно мог обладать только один человек — Евг. Сазонов.
Вы не можете себе представить мою радость! И я прошу всех читателей, телезрителей, радиослушателей: подбирайте любую бумажку с подписью «Евг. С.»! Ройтесь в корзинах, на чердаках, ищите в сундуках и рундуках, сохраняйте пожелтевшие фотографии автора «Бурного потока»!
Это наш долг перед историей, перед культурой. Иначе потомки нам не простят!
Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Люблю Сазонова
Люблю Сазонова.
Люблю его творчество — устремленное в неизвестность, как гигантская парабола, и причудливое, как мозаика. Люблю его стиль — неровный и прерывистый, как буксующий синхрофазотрон. Люблю его грушевидное треугольное лицо. Люблю его фамилию — мне чудится в ней дюралевый запах рыбьей чешуи и буйство красок французских импрессионистов: Сазонов — сазан — Сезанн. Хорошо сказал о нем Маяковский в своих стихах о Верлене:
Помню Евгения осенью в Сигулде и весной в Дубултах. Шлепая ахиллесовыми пятками по кромке Рижского взморья, он читал мне вслух отрывки из «Бурного потока». Спасибо!
Однажды в Марбурге мы с ним посетили дом, где жил Гете. «Его тоже ругала критика», — промолвил Сазонов.
Не люблю критиков!
Владимир СОЛОУХИН
С Сазоновым по грибы
Это лето, как и все предыдущие, я провел в своей деревне Журавлихе. Жена, отчаянно проклиная мою страсть к экспериментированию, сушила боровики и моховики, жарила маслята и опята, тушила строчки и сморчки, солила и мариновала волнушки, свинушки и чернушки. Так продолжалось из года в год, из книги в книгу.
Как вдруг дверь распахнулась, и в избу, с иконой древнего письма под мышкой, вошел Женя Сазонов.