Он посмотрел на нее по Фрейду.
Она женила его на себе. Так он и остался одиноким.
Юрий СКРЫЛЕВ
К его молчанию следует прислушаться.
Н. ТАРАКАНОВ
ЖИЗНЬ ПО ВЕРТИКАЛИ
1973–1982
Ироническая проза
Семен Альтов
Как Иван Грозный сына убил
Лекция
А теперь, товарищи, давайте получим удовольствие от этой картины! Тебе сколько лет, мальчик? Пятнадцать?! Отвернись! Тебе еще рано смотреть такие вещи!
Итак, сейчас у нас на глазах Иван Грозный будет убивать своего сына. Как от каждого произведения искусства, от этой волнующей картины слезятся глаза. Хотя любители живописи по трещинам полотна легко определят, что картина далеко не новая. Скажу честно, картина старая. — Она была нарисована в 1885 году. А к девяноста годам и мы с вами выглядим уже не так, как в момент рождения.
Это полотно — программное произведение Ильи Ефимовича Репина. Оно посвящено вечной проблеме отцов и детей.
На картине изображен драматичный момент в жизни Ивана Грозного — он убивает своего сына! Такое случается не каждый день. Хотя, казалось бы, что может быть проще?! Но посмотрите, как мастерски делает это Репин! Это убийство безусловно удалось Илье Ефимовичу, талантливому художнику, родившемуся в 1844 году в семье родителей. Глядя на Грозного, чувствуешь, что он встревожен случившимся. Волосы у него стоят дыбом! Причем посмотрите: стоят волосок к волоску! Как все выписано! А глаза! Как убедительно они вылезают из орбит! Художнику на всех картинах удавались глаза. Особенно хорош у Ивана Грозного левый глаз! Ниже, под глазом, мы видим губы. Их две. Между ними страдание.
А сын Иван?! Нет, он не равнодушный свидетель происходящего, а еще живой его участник. А может, и неживой. Ученые расходятся во мнениях: жив царевич или нет. Во всяком случае, пульс не прощупывается.
Полотно умышленно залито кровью. Она служит прекрасным фоном для розовой одежды царевича, его зеленых сапог. Ковер ручной работы тоже. Похоже, Ивану Грозному придется где-то доставать новый коврик! Так что ему еще не раз придется пожалеть о случившемся!
А вот и губы царевича. Они чуть приоткрыты. Если всмотреться, то можно услышать легкий протяжный стон. «А-а-а!» — доносится с полотна через десятилетия. Теперь давайте дружно вглядимся в полуприкрытые глаза царевича. В них мы заметим застывший ужас. И хотя, как я говорил, картина нарисована девяносто лет назад, ужас царевича до сих пор не прошел! То есть он потрясен случившимся. От кого угодно, но от папы он такого не ожидал!
Обратите внимание на искусную игру света и тени! Смотрите, как тень падает на пол вслед за царевичем! Нет у царя теперь ни сына, ни тени!
Что же будет с царевичем дальше? Оправится ли он от нанесенного ему удара? Боюсь, что нет. Это глубокая душевная травма на всю жизнь. С ней Иван и умрет. Потому что в те годы медицина была бессильна помочь человеку в подобных случаях.
Какой урок можно извлечь из этой картины сегодня? Надо сдерживать себя, товарищи! Помните: нервные клетки никем не восстанавливаются!
Ознакомившись с картиной, еще раз убеждаешься, что порка — не метод воспитания подрастающего поколения! Вместо того чтобы нервно стучать скипетром по голове царевича, почему Ивану Грозному было не поговорить с сыном, не объяснить, что тот в чем-то не прав! Тогда не было бы этого несчастного случая, не было бы этой картины и мне не пришлось бы вам ничего о ней рассказывать!
Виктор Гастелло
Жизнь по вертикали
Новосел Чупахин залез на стул, приладил отбойный молоток, приобретенный по случаю вместе с компрессором, и навалился грудью. Панель не выдержала, рухнула. Чупахин нелепо замахал руками, потерял равновесие и, дико закричав, сорвался с шестнадцатого этажа.
В эти страшные, предсмертные мгновения вся жизнь, как и полагается, прошла перед его глазами.
До двенадцатого этажа шли детство, юность и молодость включительно.
Чупахин увидел себя в коротких штанишках, а вот он уже и в школе, первые тайные затяжки сигаретой и явные неприятности по этому поводу, выпускной вечер, институт… первая любовь, потом вторая, третья… от второй — мальчик, от третьей — неприятности по службе. Законный брак, жена Клава, широкая, как русская печка, и дом на слом на месте проживания.
На траверзе одиннадцатого этажа Чупахину впервые страстно захотелось на работу. Работу он увидел в цветном изображении. За окном серый, унылый дождь, а в комнате тепло и уютно. Макрушина, как обычно, висит на телефоне — у нее уйма подруг, и у всех не сложилось, надо помочь.
— Да брось ты его, — говорит она неведомой Джульетте. — Ему цена пятак в базарный день.
Джульетта, видимо, лучше знает базарные цены и что-то возражает Макрушиной. Это выводит Макрушину из себя.
— Ну и дура! — кричит она возмущенно в трубку.
А в углу комнаты жгучая брюнетка Рябухина, прикрываясь служебными вопросами, упорно соблазняет строгого красавца Пахова. Пахову Рябухина не нравится, и поэтому он прикрывается броней порядочности — холодно именует Рябухину по имени и отчеству. Сам же Пахов не прочь поволочиться за юной Семухиной, но Семухиной надо замуж, и она бегает консультироваться к холостым инженерам. Жгучая брюнетка Рябухина нравится Чупахину… Но — увы! Рябухина любит видных мужчин — это ее принципы, и за них она готова пойти на смерть. Чупахин дружит с Паховым — когда они идут в столовую или по улице, женщины смотрят на них с интересом. Это приятно.
— А где наш полированный шкаф, — обычно спрашивает Макрушина, — опять его нет на месте?
— Ты в него тайно влюблена. — защищает приятеля Чупахин.
— Я?! — фырчит Макрушина. — Как можно любить шкаф, да еще без антресолей!
В районе восьмого этажа Чупахин почувствовал, что очень дует.
«Не хватает еще простудиться», — подумал он и поднял воротник рубашки. На работу захотелось еще сильнее.
И опять он увидел свою комнату… Ближе к обеду у женщин все обговорено, обмерено, и они со стоном включаются в работу.
Пахов заговорщицки подмигивает Чупахину, они встают и идут из комнаты.
— Мы к экономистам, на первый этаж, — говорит небрежно Пахов. И уже в коридоре бросает, как боевой клич, традиционную фразу: — А почему бы нам не попить пивка?
В пивном баре тихо, еще не накурено, никто никого пока не уважает и поэтому спокойно.
Чупахину представилось все это так ясно, что он почувствовал на языке вкус пива…
На уровне пятого этажа Чупахин испытал неожиданное облегчение и даже тихую радость. Ему привиделась скучная физиономия Забулина из соседнего отдела.
«У, скупердяй, — в душе обругал его Чупахин. — Ну должен пятьдесят рублей, но нельзя же об этом без конца долдонить. Вот и бери у таких взаймы… Ха… теперь плакали его денежки».