— Тогда в Блэкпул.
— Нет. К тому же если бы они собирались в другое место, то отправились бы на пароме в Беркенхед. Там они попали бы прямиком на автостраду. Но они прибыли в Хейшем. Из Хейшема нет почти никаких дорог, кроме как в Озерный край и сюда. Уверен, они не собирались любоваться красотами водоемов. На Мэне они побывали на захоронении викингов, где, как известно, совершались жертвоприношения. Потом они прибыли в Каслриг. Еще одно место, с которым упорно связывают ритуальные убийства. Не забудь, что докер подслушал часть их разговора. Они ехали сюда.
Бойжер и Форрестер подошли к высокому менгиру. Тот был покрыт причудливыми пятнами лишайников. Показатель чистоты воздуха. Форрестер приложил ладонь к древнему камню, который на ощупь казался чуть нагревшимся под горным солнцем и старым, очень старым. Три тысячи двести лет до нашей эры.
Бойжер вздохнул.
— Но чем их так манят эти круги и развалины? Какой в них смысл?
Форрестер хмыкнул. Вопрос был очень толковый. Вот только найти бы ответ на него.
Внизу, в долине реки, огибавшей высокое плато Каслриг, детектив отчетливо видел автомобили полицейского управления Камберленда; четыре стояли на ярко освещенной солнцем площадке для пикников, еще пара колесила по узкой проселочной дороге от фермы к ферме, от села к селу, пытаясь разыскать кого-нибудь, кто видел преступников. Пока что они не добились никакого успеха, однако Форрестер был убежден: те, кого он ищет, побывали в Каслриге. Слишком уж хорошо подходило одно к другому.
Внутри круга ощущалась потрясающая аура. Тот, кто возвел это сооружение в уединенной седловине между холмами, знал толк в эстетике. Даже в фэн-шуй. Сам круг, стоящий на плато, покрытом влажной травой, представлял собой нечто вроде сцены, а вся местность сильно напоминала театр. Окружающие холмы служили партером, балконами, галеркой. Но для чего создавался этот театр?
Рация Бойжера затрещала. Он нажал кнопку; его вызывал один из камберлендских офицеров. Форрестер не прислушивался к репликам помощника. По выражению лица и небрежному тону Бойжера было ясно, что полиция так ничего и не нашла. Возможно, убийцы здесь не появлялись вообще.
Форрестер пошел дальше. По лежавшему в долине полю вдоль опушки рощи кралась лиса — шустрая рыжая полоска. Вдруг лиса обернулась и посмотрела через всю долину прямо на детектива; в ее взгляде читались звериный страх и жестокость. А затем она метнулась в подлесок и исчезла.
Небо было затянуто облаками, сквозь которые то тут, то там проглядывала синева. От облаков по заросшим вереском холмам скользили большие черные тени.
Бойжер нагнал Форрестера.
— Знаете, сэр, у нас в Финляндии несколько лет назад был совершенно дикий случай. Может, он впишется в наши дела?
— Что еще за случай?
— Его назвали «помойным убийством».
— Потому что труп выбросили в помойный бак?
— Почти. Все началось в октябре девяносто восьмого года. Если мне не изменяет память, на свалке возле маленького городка Хивинкаа — это к северу от Хельсинки — нашли левую ногу мужчины.
Форрестер растерялся.
— Но ведь ты, кажется, тогда уже переехал в Англию.
— Да, но я следил за происходящим дома. Как и вы. Особенно за жестокими убийствами.
Детектив кивнул.
— И что же там случилось?
— Ну, поначалу полиция топталась на месте. У нее не было ничего, кроме этой ноги. Но потом внезапно, по крайней мере так сообщалось в газетах, полиция объявила об аресте троих человек, подозреваемых в убийстве; сообщалось, что они были приверженцами сатанинского культа.
Ветер налетал порывами, свистел в кругу древних камней.
— В апреле девяносто девятого, когда дошло до суда, об этом деле много писали в прессе. Обвинялись трое совсем молодых людей. Странность состояла в том, что судья постановил засекретить протоколы суда на сорок лет и не разглашать никаких подробностей. Для Финляндии очень необычно. Но кое-что, конечно же, просочилось. Дело оказалось кошмарным. Садистское убийство, некрофилия, каннибализм, расчленение… список можно продолжить.
— Кто же был жертвой?
— Парень двадцати трех лет. Замучен и убит своими дружками. По-моему, всем было чуть меньше или чуть больше двадцати. — Бойжер наморщил лоб, вспоминая. — Девушке — самой младшей из всех — было семнадцать. В общем, перед тем как его убить, они долго пили. Несколько дней. Самогон по особому рецепту. В Исландии его называют бреннивин. И еще «черная смерть».
— Расскажи-ка о способе убийства, — попросил, заинтересовавшись, Форрестер.
— Его медленно кромсали ножами и ножницами. Это продолжалось несколько часов. От еще живого тела отрезали кусок за куском. Судья назвал это пролонгированным человеческим жертвоприношением. Когда бедняга скончался, все трое надругались над трупом, с извержением семени ему в рот и тому подобными штучками. Потом отрезали голову и, кажется, руки и ноги. И вырезали часть внутренних органов — почки и сердце. В общем, самым натуральным образом расчленили труп. И частью съели.