Быть немцем — плохая шутка, подумал фон Галбан. Вот Спатц: типичный ариец, с подтянутой фигурой и золотой головой. Но мать Спатца была британкой, его бывшая жена была еврейкой, и, как и у самого Ганса, у Спатца была благородная приставка фон в фамилии. Любой намек на аристократическое происхождение, и ты становился зерном для мельницы Гитлера. Против Ганса фон Динкладжа существовало три компрометирующих факта, и любой из них мог быть известен в Рейхе.
Фон Галбан двинулся дальше, бесцельно, словно его ноги могли спасти его.
— Gott in Himmel [40], что же мне делать, Спатц?
— Решить свое будущее. Потому что полжизни уже прошло, и я думаю, что люди задумаются об этом через пару дней. К тому времени ты должен быть уже где-нибудь в другом месте.
— Но у меня нет денег. Нет машины. Только жена и двое детей.
— Канарис тебя не защитит? — спросил он.
Босс Спатца ненавидел Гитлера, как и все в абвере.
Спатц посмотрел на фон Галбана.
— А министр Дотри тебя защитит?
Фон Галбан кротко вздохнул. Спатц знал даже об этом: что работа Ганса в лаборатории Жолио была под защитой Рауля Дотри и Министерства вооруженных сил. Непроизвольно лицо Жолио, худое и скуластое, возникло у него перед глазами: глаза Жолио, пронзительные, как у Бога. «Ни слова,— говорил великий человек, — ни слова о том, что мы делаем, не должно выйти за пределы этой комнаты».
— Может быть, — предположил Спатц, — мы могли бы защитить друг друга.
— Как?
— Объединив наши усилия, — он остановился на мгновение, сосредоточив взгляд на кончике своей сигареты. — У меня есть деньги. Допуск к транспорту. Я могу вывезти Анник и твоих девочек. А у тебя…
— …есть информация, — закончил Ганс. У него перехватило горло так, что он едва мог говорить. — Информация, за которую определенные люди готовы заплатить. Ты ведь это планировал, Спатц. Да?
Воробей сунул свою золоченую зажигалку в карман.
— С той самой ночи, когда твои люди украли мою воду в Норвегии, — ответил он.
Глава четырнадцатая
Джо Херст уставился на конверт, лежавший у него на столе, массивные углы конверта из манильской бумаги были слегка изогнуты от неаккуратного обращения и слишком долгого путешествия. Он не знал, как поступить с этим конвертом, посланным два дня назад человеком, который теперь уже мертв. Он попытался разгадать намерения Стилвелла: взял у Леони Блум конверт и поехал в главный офис банка Парижа и Нидерландов, где спросил Жака Альера. Но ему сказали, что месье больше не работает в этом банке.
Конец истории, больше никакой информации.
Потом он подумал о Салли Кинг, возможно, теперь это письмо принадлежало ей так же, как и этому таинственному Альеру, и он позвонил в больницу для иностранцев.
— Она уехала, — сказала медсестра, — Ей позвонил джентльмен. Он оплатил ее счет.
Один в своем кабинете в консульстве, борясь с приступами ревности, Херст приступил к решению проблемы недоставленного письма.
«Джентльмены не читают чужих писем»,— думал он, глядя на небрежный почерк. Генри Стимсон, дипломат, который придумал это высказывание, не признавал шпионства ни в каком виде. Стимсон сжег бы письмо Стилвелла и больше бы о нем не вспоминал.
Херст достал украшенный гравировкой нож для писем и вставил серебряное лезвие под клапан конверта.
Тут раздался стук в дверь: мягкий, сдержанный, как поцелуй в ухо. «Стучит женщина,— подумал он с надеждой. — Салли?»Он быстро убрал конверт Стилвелла в ящик.
— Войдите.
В дверном проеме появилась голова.
— Мистер Херст, полагаю?
Он вежливо поднялся и кивнул.
— А вы?
— Эмери Моррис. Из юридической фирмы «Салливан и Кромвелл», — он был коренастый, ухоженный, но чересчур чопорный. — Боб Мерфи сказал, я могу войти…
— Пожалуйста, — Херст пододвинул стул, — Вы знаете Боба?
— Думаю, всезнают Боба, — заключил Моррис. Он нагнулся и втащил в дверь большую картонную коробку. — Я как-то работална него по одному пустяковомуделу.
— Вы по поводу Филиппа Стилвелла, не так ли? Морг согласился выдать его тело. Ваша фирма должна решить, хотите ли вы заказать место на корабле для его останков, и если так, то вам понадобится помощь нашего консульства. Конечно, нужно нанять сотрудника похоронного бюро и купить гроб…
Моррис посмотрел на него из-за своей коробки; его ноздри над щетинистыми усами подергивались.
— Передайтеэто управляющему партнеру, мистеру Максу Шупу. Я не спешу возвращаться в офис «Салливан и Кромвелл».
— Да? — Херст посмотрел на него с любопытством.
— А что касается останков молодого Стилвелла, то мне наплеватьна это, сэр.
— Понятно, — он не пригласил его снова сесть. — Чем могу быть полезен?
Моррис улыбнулся.
— Нет, нет, мистер Херст. Вопрос в том, что я могу сделать, чтобы помочь вам.
— Прошу прощения?
— В этой коробке, — юрист слегка подтолкнул ее ботинком, — лежат документы из кабинета Филиппа Стилвелла, которые скопились там за последние несколько месяцев. Я выкралих прошлой ночью, взял на себя эту ответственность, потому что, если бы нея, то Шуп сделал быэто. И Шуп, мистер Херст никогдабы не отдал их вам. Он бы их сжег. Эти документы уничтожатМакса Шупа.
— Каким образом? — Херст опустился на свой стул.
— В них записано, со всеми подробностями, как Шуп систематически нарушал Акт об американской нейтралитете, содействуяи подстрекаяфранцузское правительство в нынешней войне.
Херст разразился смехом. Они все поддерживали и подстрекали французское правительство, но не афишировали этого.
— И вы принесли эти документы мне?
— Американскому посольству следует знать, — резко сказал Моррис, — что Стилвелл был орудиемв руках Шупа. На дружеской ноге с французами. Такое сотрудничество в условиях войнывряд ли укладывается в рамки политики«Салливан и Кромвелл». Мистер Фостер Даллс закрылпарижский филиал в прошлом сентябреименно для того, чтобы избежатьтакого рода инцидентов. Шуп вралДаллсу. Использовал собственные симпатии и интересы для прямого давленияна американский закон. Стилвеллбыл его орудием.
— Почему вы не пошли с этим к Фостеру Даллсу?
— О, я еще сделаюэто, — уверил его Моррис. — Карьере Шупа в «С. и К.» пришел конец. Но жизнь в Париже такая нестабильная, после того как немцы перешли Мез, все разбегаются отсюда на все четыре стороны. Думаю, что консульство — лучшее место для хранения доказательств. В случае если Шуп задумает бежать. Не дожидаясь, пока его осудят.
— За что? За нарушение Акта о нейтралитете?
— Нет, нет, мистер Херст, — быстро улыбнулся Моррис. — За убийствоФилиппа Стилвелла.
В коробке оказалось восемь папок, по одной на каждый месяц войны, в них лежал довольно странный набор документов, какой только мог себе вообразить Херст: бумаги, исписанные Стивеллом от руки, имеющие смысл только для их автора, статьи, вырезанные, кажется, из научных журналов, короткие сообщения, подписанные М. Ш., похоже, были от Макса Шупа; письма, адресованные в Банк Парижа и Нидерландов.
Все сводилось к списку дат, который Херст нашел в последней папке и был написан Стилвеллом от руки.