Выбрать главу

Я не переставал разглагольствовать даже с полным ртом. Андре преисполнялся сожаления, что его жена не присутствует на ужине. Мол, в ее жилах течет испанская кровь, что бы она сказала об этой ни на что не похожей паэлье? Он повторял и повторял, пока Жуан не заявил, что отменить присутствие женщин на ужинах было великим решением. Мудрым решением. Поскольку именно женщины виноваты в нашем упадке. Они вырвали нас из рая. Без них наши ритуалы вновь приобрели чистоту отрочества, мы снова стали счастливыми свиньями из бара «Албери». Когда Лусидио принес второе блюдо с паэльей, обложенное по краям большими головками чеснока, его встретил благодарный рев. Он был ответствен за наше воскрешение.

Андре еще пытался возражать без особой убедительности. Бичинья заслужила здесь присутствовать, она так любит паэлью! Его протест был похоронен под нашими свирепыми рыками.

Я вспомнил «Речь течки», которую Рамос произнес в час коньяка после памятного ужина с трюфелями.

— Мы обязаны трюфелями и цивилизацией течке самок, — сказал Рамос, поднимая рюмку и предлагая тост за самок и их железы. — Трюфели пахнут свиными гормонами, и самки свиней во время течки вынюхивают и неистово раскапывают их в поисках любви. Вместо мужа они находят нечто вроде узловатого овоща, что случается со многими девушками в наши дни, — продолжал Рамос. — Восхитительные трюфели, которые мы только что съели, были продуктом любовного разочарования безвестных свиных самок.

(Любое гастрономическое удовольствие является формой кооптации течки, по словам Рамоса.)

— Мы прерываем, — все больше воодушевлялся Рамос, — органический процесс растения или животного, чтобы съесть его, и тратим наше собственное сладострастие, нашу сбившуюся с курса течку на удовольствие от еды.

Мы собрались здесь благодаря разрушению лесов в доисторический период, когда наши предки, вынужденные жить в саванне толпой, в качестве защиты стали менять звериную сексуальность на сексуальность человеческую и ее ужасы.

История человечества началась, когда человекообразная самка сменила животную течку на постоянную готовность, одновременно положив начало менструальному циклу, лунному времени и этому долгому побегу от освобожденной вульвы, который называется цивилизацией.

Всякое общество мужчин, как наше, — Рамос описал рукой, в которой держал сигару, круг, словно охватывая стол с продуктами распада ужина и девятерыми удовлетворенными статистами, — является маленьким восстановленным лесом, искусственным убежищем посреди саванны, Раем, возвращенным мужчине, до начала ежемесячной течки и его падения в Истории.

Когда я изложил теорию Рамоса Ливии, она сказала, что, обобщая, Рамос сделал комплимент самке свиньи по сравнению с женщиной. Ее возмущение возросло, когда я сообщил, сколько мы заплатили за трюфели.

Лусидио объявил, что осталось немного паэльи. На одного. Кто хочет? Андре заколебался, потом поднял руку:

— Можно, я отнесу Бичинье?

— Нет! — крикнули все хором. Звук леса. Андре смирился, что придется есть добавку в одиночку. Оставил чеснок на финал. Сжал два последних чесночных зубчика обратной стороной вилки, выдавив их густое содержимое, но съел вместе с оболочкой.

Сидя рядом с ним и делая вид, будто изучает вблизи каждый проглоченный кусок прямо-таки с научным интересом, Самуэл изрек:

— «Но боги правы, нас за прегрешенья…»

И Лусидио, стоя возле стола, закончил, как если бы они готовились:

— «…казня плодами нашего греха» [11].

Теперь-то я знаю, что это тоже цитата из Шекспира. «Король Лир». Но Самуэл и Лусидио даже не посмотрели друг на друга после того, как произнесли фразу. Словно они ее отрепетировали.

Глава 5. ЛЕСБИЙСКИЕ СИАМСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ

На отпевании стоял запах чеснока. Не знаю, от мертвеца ли. Мы ввосьмером сбились посреди часовни в прямоугольник, как римская фаланга в ожидании атаки с любой стороны. Возможно, пахло от нас. Мы никого там не знали, кроме вдовы, которая сидела рядом с гробом и выглядела ужасно ненакрашенной. Отсутствие макияжа являло на всеобщее обозрение шрамы от пластических операций. Она не подняла глаз, принимая наши соболезнования. Каждый из нас вынужден был пожимать ее правую руку, приподнимая ладонь с колен, и потом осторожно возвращать на место.

Андре умер ночью. Остановка сердца. Чиаго стоял рядом со мной. Он сказал мне на ухо, но остальные услышали:

— Сначала Абель, потом Андре… Если по алфавиту…

Следующим должен быть Даниэл. Все посмотрели на меня.

— Это совпадение, — возразил я.

— Может быть. Но я на твоем месте пропустил бы следующий ужин.

— Или принес бы противоядие, — предложил Самуэл.

За ужин следующего месяца отвечал Самуэл. Мы договорились, что готовить будет опять Лусидио и ужин состоится в моей квартире, где Лусидио уже чувствовал себя на кухне как дома.

вернуться

11

Перевод Б. Пастернака.