Люди на сцене еще немного поговорили, посмеялись. На душе стало как-то легче, веселее. Потихоньку надевались ботинки, жались руки. Чуть погодя голоса смолкли совсем, и глаза стали потихоньку глядеть в темноту. Из зала, где не было видно ни людей, ни позолоты, ни шикарной люстры, лишь черное, пустое полотно, послышалось:
— Теперь мы. Наша очередь.
Вы только представьте: сначала было очень темно.
Поле
Здесь первый раз мы отпускаем руки,
Над этим полем вековым.
Наш поцелуй не будет ярким,
Скорей, унылым и простым.
Не прозвучало обещаний,
Не льются слезы по щекам.
Упавшие на дно молчанья,
Лишь сердце в горе вторит нам.
И ничего ведь не случилось,
Лишь руки в руки не сложить.
Любовь в окошко к нам ломилась.
А нам осталось пережить.
Машенька (Петров батог)
— Ты уже давно не по тем дорогам ходишь, герой, темно у тебя в сердце. Зачем ты пришел? Али просто от тоски забрел в мои владения?
В теплом полумраке небольшой хижины трещали поленья, покосившееся от старости окно таило в себе загадки старого леса. Величественные деревья стремились к небу, но сейчас они спали, стволы разрослись до такой могучести, что как будто ощущали собственную важность. Лишь светляки играли в темноте сочной зелени, столько забавы сами себе напридумывали — только держись! Вот цветок подсветить, глянь какой красоты — голубого цвета лепестки сказочные! Вот в коре спрятаться, белке — лесной собирательнице — сон нарушить. Вот друг за другом гоняться, чем не забава? Теплое полотно света от окна разливалось на небольшой сад и служило опорой в волшебной тишине той самой ночи. Немного растений старушка посадила в саду своем: в основном травы лечебные да волшебные, на всем свете человеческом, может, пара еще грядок таких сыщется.
Птахи умолкли, время остановилось. Молодой витязь неслышно плакал, опустив тяжелую голову в израненные нескончаемыми боями руки. Нечего ему было сказать ведьме, а точнее, так много он в себе нес, что вот-вот сломается. Был он беден деньгами, но не сердцем, за каждого просившего — душу разрывал, в бой бросался. Но не отвечали люди благодарностью, лишь изредка кашей манной угощали да в сени пускали переночевать. Полно у них самих проблем было, не до витязя, не до сердца его. Как проблему решишь, так и знай путь-дорогу, далее им жить надобно, а ты тащи свой меч дальше.
— Не знаю я, что ответить тебе, женщина. Вот, плащ изорван…
— Дело тут не в плаще, милый мой, а в сердце твоем. Вижу тоску, непомерной она стала, больше, чем ты сам.
Что тут ответишь? Права была ведьма, врать ей толку никакого нет. Глаза эти — зеленые — как у кошки в темноте светятся, сразу в душу глядят.
— Не знаю я, что ответить тебе. Врать не стану: в бою я хорош, а как с такими ранами справиться… Не умею. Сколько я в глаза людям смотрел, а родных не видел. Недавно вот с Далайна вернулся, с чудищем многоруким боролся, людей спасал, а пока обратную дорогу искал, заблудился.
— А куда шел-то, молодец?
— Обратно к эльфам в Ривенделл, красиво там, глаз радуется.
— Не бывала там, роднее мне мое болотце, никто не указ. Вот недавно Радагаст на своих зайцах по делам несся, рукой махнул и исчез. Знатные у него зайцы!
— Да, слыхал.
Пока суд да дело старушка в своих закромах баночками звенела: посудину достанет, в руках повертит, да обратно на полку деревянную ставит, все не то ей. Герой наш уже в три погибели на стуле согнулся под тяжестью своей ноши, но вдруг почувствовал: что-то теплое о ногу трется, он глядь — кошка белая с глазами разными, один глаз голубым камушком светится, второй — изумрудным. Да так смотрит, что растерялся герой, а она возьми, да и на руки прыгни. Мурлычет, трется о грудь израненную, а у него глаза на мокром месте, как покатились слезы по щекам красным и не остановить их. Не с руки перед бабой реветь, да куда денешься, нет мочи терпеть. Больше нет.
— Ты, герой, поплачь немножко, ничего постыдного в мужских нет слезах.
А наш витязь хоть и сломанный, но гордый остался, спиной к бабульке повернулся и давай на пламя смотреть, сапоги свои рваные да сырые поближе к огню поставил. А кошку с рук не гонит.
— Совсем ты голову повесил, богатырь. Расскажи хоть что-то, а то знай в пламя уставился! Я похлебку пока сварю.