Джаггер воззрился на меня своими гипнотизирующими разноцветными глазами.
— Надеюсь, сегодняшний визит пришелся тебе по нраву, — произнес он с лукавой усмешкой. — Кто знает, может быть, ты захочешь остаться здесь навсегда.
Медленно, со скрежетом, лифт поднимался из глубин склепа на уровень легального клуба, потом остановился. Я торопливо открыла тяжелую дверь, поспешила к внутреннему входу в «Гроб-клуб» и уже входила, когда у меня над головой снова пронеслась летучая мышь.
Мы с тетей благополучно вернулись к ней домой. Я устроилась на тахте и принялась описывать в дневнике только что пережитые события. Свет уличного фонаря, проникавший через окно, падал на стеганое одеяло. Тетя крепко спала, а вот я чувствовала себя так, будто перебрала чего-нибудь возбуждающего вроде кофе с шоколадом.
Голова моя просто кругом шла от вопросов, остающихся без ответов. Я понятия не имела, что меня так привлекало в Фениксе, хотя то же самое, наверное, можно было сказать по отношению к Джаггеру и Тревору. Разумеется, это было совсем не то, что влечение к Александру, но Феникс разжигал мое любопытство. Кроме того, было бы интересно понять, что привлекает его ко мне.
Беспокоило меня и положение дел в клубе. Если Феникс возьмет верх, то что это будет значить для моих подруг? Было ясно, что девушкам необходимо постоянное безопасное пристанище, где они могут не опасаться преследований со стороны смертных.
Но следовало ли считать, что вампиры во главе с Джаггером непременно заявят о себе? Неужели обитатели Хипарьвилля узнают о них? Неужели Джаггера так манит власть, что он готов подвергнуть риску своих сородичей?
Его позиция представляла собой полную противоположность взглядам Александра. Мой возлюбленный стремился к анонимности, к негласному сосуществованию с миром смертных, тогда как Джаггер жаждал обрести славу, наводя ужас. Отчасти я понимала его стремление к известности, потому что и сама вовсе не любила оставаться в тени, но между нами имелась большая разница. Я не была вампиром и ни для кого не представляла угрозы. Но стоило мне познакомиться поближе с вампирским сообществом, тем самым, о единении с которым я мечтала с детства, и у меня стали появляться сомнения в том, так ли уж оно отличается от того, к которому я принадлежала от рождения.
Склеп раскалывало противостояние враждующих группировок, что вполне обычно и для многих человеческих сообществ. Похоже, в этом смысле смертные и бессмертные не слишком отличались друг от друга.
Нельзя было не признать, что потусторонний мир пьянил и манил. Он обладал всей притягательностью мира смертных, но к ней добавлялся еще и тот самый мрачный колорит, которым я всегда так восхищалась.
Однако я не могла полностью отбросить сон, который видела несколько ночей назад. Выходило так, что я получала все лучшее от обоих миров и не стояла перед необходимостью немедленно принять решение, которое сделало бы меня не той, кто я есть. Ведь обитатели склепа приняли меня за свою, хотя и ошиблись. Если бы дело сложилось иначе, то, может быть, потусторонний мир и не показался бы мне таким притягательным.
Весь Хипарьвилль спал, за исключением членов клуба, веселившихся, выпивавших и танцевавших в своем склепе, да одинокого вампира по имени Александр Стерлинг. Мне не хватало его. Меня расстраивало то, что долгие ночи приходилось проводить без него. Я тосковала по нему, по нежным объятиям и теплым лунным ночам где-нибудь на заброшенном кладбище, подальше от проблем вампирского подполья.
Я вспоминала времена, когда не знала ни о склепе, ни о Джаггере с Фениксом. Даже встречаться с одним-единственным вампиром для меня оказалось очень непросто, так стоило ли забивать голову всем прочим?
В начале каникул передо мной стояла одна цель — увидеть Александра. Однако, как это бывало и раньше, любопытство увлекло меня в сторону от намеченного пути и завело в опасный лабиринт.
Я узнавала о непростом мире Александра все больше — но без него.
10. Отличный портрет
По словам тетушки Либби, традиция городских художественных фестивалей, на которых представители всех искусств и ремесел демонстрировали свое мастерство, восходила к временам основания города. Это было заметное событие в городской жизни. Целых пять кварталов главной улицы со всеми ее бутиками и кофейнями превращались в пешеходную зону с лотками, палатками и торговыми павильонами. Всюду красовались плакаты Дэйва Мэтьюза,[4] Общества защиты животных и призывы спасти влажные тропические леса. Мастера, предлагавшие оригинальные ремесленные изделия, съезжались на ярмарку из соседних штатов. В ярких небесно-голубых и алых киосках, протянувшихся вдоль улицы, можно было найти товар на любой вкус, от керамики до всяких штучек из кожи. В воздухе витали ароматы жареного мяса и кукурузы. Детишки разрисовывали друг другу физиономии, а к услугам взрослых имелись лотереи и конкурсы с призами, от микроволновок до автомобилей новейших марок.
В северной части фестивальной площадки, у фонтана с памятником основателю города, играл джаз. Горожане всех возрастов расслаблялись, притопывая в такт музыке.
Обычно тетушка Либби опаздывала всегда и повсюду, хоть на обед, хоть на деловую встречу, но сегодня, в предвкушении свидания, ухитрилась принять душ, одеться и быть полностью готовой за час до назначенного времени. Свидание должно было состояться после заката, причем не простое, а двойное — у меня с Александром и у нее с Девоном, так что неудивительно, что мы обе сгорали от нетерпения.
— Слов нет, как мне хочется показать тебе Александра, — сказала я тетушке.
— Мне тоже! — откликнулась она понимающе. — Сама жду не дождусь, когда ты увидишь Девона. Мне очень важно знать твое мнение, только говори честно. Сама я, признаться, никогда не отличалась проницательностью по части мужчин, но Девон кажется мне надежным.
Звучала заводная музыка. Тетя Либби крутила в ритм бедрами, ее открытое цветастое платье ходило волнами, серьги раскачивались. Если бы это была моя мама, то меня, наверное, охватил бы ужас, но тетушка выглядела такой веселой, раскованной, что я и не заметила, как сама стала пританцовывать.
При этом мне казалось, что солнце неподвижно зависло над колокольней, маячившей в отдалении.
— Как думаешь, если прыгать вверх-вниз, это заставит солнце сесть побыстрее? — спросила я тетушку, оглядывая публику, среди которой было полно хиппарей, вегетарианцев, готов и вообще кого угодно. Мамаши катали в колясках младенцев, детишки постарше носились с воздушными шариками среди прогуливающейся публики.
Я вглядывалась в разношерстную толпу, воображая себе, как Александр радуется солнечному, а не лунному свету. Ведь тогда одной из этих парочек, гуляющих, взявшись за руки, вполне могли бы быть мы.
Я так размечталась, что и сама не заметила, как главную улицу Хипарьвилля окутали сумерки. В призрачном свете уличных фонарей она стала походить на улицу Лондона девятнадцатого века.
— Хорошо еще, что кончились дожди и в этот праздничный вечер на небе ни тучки, — сказала я тете Либби.
Представительный мужчина с двумя порциями сахарной ваты, розовой и голубой, вышел из толпы и направился к нам. Тетя в это время помогала какому-то малышу изменить форму надувной зверюшки и не заметила, как он остановился рядом с нами.
— Ты, наверное, Рэйвен?
Тетя Либби мигом навострила ушки и развернулась.
— Девон! — воскликнула она и немедленно вернула ребенку надувную игрушку.
Это был видный, хоть и не юный, крепкий, подтянутый джентльмен с седеющими волосами, квадратной челюстью и проницательным взглядом. С золотой серьгой в ухе, одетый в дизайнерские джинсы, сандалии и льняную спортивную куртку, он показался мне человеком, любившим бег трусцой и здоровое питание.
4
Мэтьюз, Дэйв (род. 1967) — американский музыкант, обладатель премии «Грэмми», лидер группы «Dave Matthews Band». Хорошо известен как актер и автор музыки ко многим телефильмам и сериалам. (Прим. ред.)