Немедля леди Митридж послала одного из прислужников за билетом на представление…
Собрание перед представлением
Никто из них не подумал об аморальности предлагаемого им шоу. Никто не подумал о бедных калеках – актёрах, которые будут исполнять свои номера. Никто не подумал об аморальности своих поступков. Никто.
За день до ожидаемого представления, весь состав клуба благочестивых дам собрался в доме мадам Брёндани. Женщина, как и обещала, выслала всем в красивых конвертах приглашение посетить её дом с целью очередного совещания клуба. В приглашении оговаривалось, что атмосфера будет домашней, уютной и сладкой, потому гостьи обязаны принести с собой какой-нибудь десерт.
Прислуги подали глинтвейн с ежевичными пирожными. Женщины налетели на предлагаемое лакомство, будто не ели с самого утра. Леди Митридж ухитрилась взять пирожное и съесть незаметно для всех. Леди Баркинтон принесла в качестве угощения имбирную коврижку, леди Митридж – запечёные яблоки, которые демонстративно ела их только она, леди Мауэр – клюквенный пудинг, госпожа Морт – привезённый из недавней очередной поездки брата мужа рахат– лукум.
Несмотря на оживлённую беседу, между женщинами нависало эмоциональное напряжение. Беседа заключалась в сплетнях о других леди, которые не состояли в их прекрасном клубе. Отсутствие других дам в этом доме – уже была достаточно веской причиной считать эту женщину неблагородной и испорченной. Легкое злорадное хихикание сопровождало разговор. Осмеивалось всё: от сплетен по поводу личной жизни до цвета и количества чулок в комоде. Однако каждая сидевшая женщина думала об одном «А если бы меня тут не было, они бы тоже так надо мной смеялись?»
Обсуждалась новая жертва насмешек – мадам Портупи. Леди Мауэр сказала, что на следующий день после того, как мальчишка купил ей билет (она сослалась на головную боль, чтобы не возникли подозрения, почему не она лично покупала билет), он ей рассказал, что мадам Портупи покупала билет на представление Доктора Аарона Гаулза ровно в тот же момент, когда мальчишка подошёл к кассе. Имя «Доктор Аарон Гаулз» произнеслось как эхо, и мадам Брёндани чуть не обличила себя, ибо на этом самом моменте её руки дёрнулись и весь глинтвейн пролился на скатерть из японского шелка:
– Мадам Брёндани, что с вами? – поинтересовалась леди Баркинтон.
– Я ужаснулась от того, что мадам Портупи способна на такое. Кошмар! Никогда бы не подумала. Она пойдёт на это гнусное представление!
– А я не удивлена! Если уж она любит каждый вечер в тайне от мужа выпивать на ночь грушевый бренди, то что ей мешает пойти и на этот шаг? – возразила Жоанна Морт.
– Правда? Действительно выпивает? – оживилась леди Мауэр.
– О да. Я тоже об этом слышала. – утвердительно кивнула леди Митридж.
И беседа вновь возвратилась к привычному руслу, а скользкая тема «Доктор Аарон Гаулз» больше не появлялась в этот вечер.
Правда
Поскольку леди Мауэр открыто призналась в намерении посмотреть представление, то могла спокойно пойти туда, не скрывая своего лица. Однако страх обличия в представлении подсказал ей пустить слух о внезапном недомогании, в результате чего бедняжка не может пойти, а на деле навестить представление инкогнито в полупрозрачной черной вуали, скрывающее лицо.
Многие жители городка, осмелившиеся купить билеты, но не смеющие показать своё лицо, словно по инстинкту, поступили точно так же, как и Леди Мауэр.
Народ толпился у входа в зал. Особо нервные люди, боящиеся попасться на глаза какому-нибудь знакомому, просили быстрее проверять подлинность билетов. Проверяющий же, как назло, подозревал, что таким образом мошенники хотят его ввести в заблуждение, потому билеты особо торопливых и требовательных людей он проверял медленнее и придирчивее.
Кучка мальчишек-безбилетников намеревалась незаметно протиснуться через толпу и попасть на представление, однако наблюдатели вовремя ловили сорванцов за их дранные пиджаки с заплатами.
Люди приходили за час до предполагаемого события, в надежде увидеть хотя бы подготовку актёров, поглумиться над их недугами, а может быть похитить какие-нибудь интересные реквизиты. К большому разочарованию пришедших, сцена была завешена огромной, плотной, бархатной шторой бордового цвета. В зале было практически темно. У сцены стояли надзиратели и не давали особо любопытным протиснуться на сцену и посмотреть, что же там происходит за шторой.