— Бедненький темный дядя! — бросила ему вслед Лиза.
Она была уверена, что тень у решетки и этот ночной гость — одно и то же лицо.
Впрочем, было любопытное совпадение: чугунная ограда уже не отражала больше прежней человеческой фигуры.
Лядов опять нашел удачное объяснение: дворник особняка, очевидно, когда чистил фонарь, — повернул его вкось, и лучи снега уже преломлялись в иных линиях, под другим углом.
Было и еще совпадение: от Феди, наконец, получилось письмо.
Раненый, он не хотел о себе извещать, пока не поправился и вновь не поехал в действующую армию. Оттуда и писал.
У Лядовой явилось желанье еще раз повстречаться с неизвестным, чтобы отблагодарить его («он принес нам счастье», — думала она), но вряд ли это удастся: тень бежит от света…
Евдокия Нагродская
ГАЛЕРА ПЕТРА ВЕЛИКОГО
Фантазия
Илл. худ. Николаевского
Темна морская глубина. Лучи солнца в ясный день слабо проникают в этот зеленый сумрак.
Водоросли сплелися и покрыли черную массу, бесформенную, непонятную.
Только смутные очертания видны и по ним едва ли можно догадаться, что это остатки затонувшей галеры.
Давно лежит здесь она. Песок засосал ее наполовину, от мачты остались одни обломки и жерла пушек превратились в убежище морских моллюсков.
Тихо. В морской глубине не надо слуха — там нет звуков.
Бурная, туманная ночь. Черно на море. Не видно ни зги. Маяки потушены — война.
И в этой жуткой темноте, там, под бурными волнами, как злые акулы, спрятались несущие разрушение мины.
С берегов жадно ждут жерла гигантских орудий, а во тьме по бушующему морю пробираются, словно ночные хищники, вражеские, закованные в сталь суда.
Притихла и молится ночь… Молится Русь.
И нет сердца, которое не молилось бы в эту минуту о чуде.
Что это? Луна прорезала тучи над влажной могилой петровской галеры, и по ее лучам, словно по снастям, спускаются тени. Тени исчезают под водой.
Лучи ли луны или свет от новых пришельцев осветил подводное царство? Но светло в нем и кипит работа.
Призраки поправляют корабль.
С неба пришли они, но это не ангелы…
Это души матросов этой галеры, давно умершие моряки.
Дрогнули их души там, далеко и высоко, от молитв родной страны и отпустил их Господь на землю еще раз послужить своей родине.
— Дружнее, братцы, с нами Бог!
И поднялась, словно лебедь, галера из могилы, расправила паруса и понеслась по седому морю.
В порт вернулись побитые вражеские суда.
Дело обследовали и решили, что произошла ошибка: в темноте стреляли по своим. Вот и все.
А матросы говорили другое. Они стреляли по странному судну, атаковавшему их у русских берегов.
Они стреляли в судно и расстреляли своих.
Маяки не горят… Темно, беспросветно темно на море, но галере Петра Великого — не надо маяков и морских карт… Она найдет свой путь.
Евдокия Нагродская
НЕВЕСТА АНАТОЛЯ
Из крепости слышались частые выстрелы, вода в Неве и каналах прибывала.
Ветер дул порывами, а дождь то лил, как из ведра, то моросил легкою пылью.
В старинном деревянном особняке, какие еще попадаются на Петроградской стороне, были тускло освещены три низкие окна мезонина.
Вокруг дома, сжатого с трех сторон высокими стенами новых соседей, росло несколько старых деревьев — остатков когда-то большого сада.
Обнаженные деревья скрипели, и ветер срывал с них последние бурые листья.
Большая низкая комната была загромождена старинной мебелью, углы ее тонули во мраке, потому что две свечи, поставленные на небольшом ломберном столе, скупо давали свет. Пламя их колебалось — дуло из окон, дуло из плохо припертой двери.
Ветхие железные листы на крыше гудели под порывами ветра, а выстрелы из крепости заставляли дрожать стекла в ветхих рамах.
У стола, освещенная колеблющимся светом свечей, сидела странная фигура.
Это была страшно худая, высокая женщина, одетая в белое бальное платье, пышными складками ложившееся вокруг.
Из нарядного корсажа, из кружев и белых лент высовывалась длинная жилистая шея, на которой сидела голова с желтым пергаментным лицом и впалыми черными глазами.
Эта голова была украшена красными маками, приколотыми к остаткам седых волос.