Грэхем хихикает — как фраер на проститутке.
— Ну ты юморист! Тут у тебя ошибочка вышла. Тысячу? Извини, может, до меня не дошло, но где ты видишь сенсацию?
— А… разве ты не сам применял этот термин — «сенсуха»?
— Исключено. Твоя история совершенно не тянет на бомбу. Мы ведь говорим об одной и той же истории, да? Бывший известный футболист, а ныне владелец ночного клуба, окучивает свою лэп-дансёршу. Банальная связь между бывшим футболистом и стриптизеркой — ничего незаконного, по обоюдному согласию, без наркотиков. Где тут сенсация?
— Но…
— Нет, Гриэл. Если земля намерена завтра упасть на небо — это сенсуха. Если Дэвид Бэкхем на неделе не сходит в парикмахерскую — это сенсуха. А у тебя просто занятный анекдот из жизни.
— Ты же сам хвалил мою историю…
— А я и не отказываюсь от своих слов. История хорошая. Однако есть разница между хорошей историей на пятой странице — и ударным материалом на первой полосе. Пресные откровения стриптизерки о ее гетеросексуальной связи с женатым типом… кого это нынче интересует? Гриэл, ты в каком веке живешь?
Явно не в том, в каком хотелось бы. Похоже, для меня любой век был бы лучше этого.
— Погоди секундочку… — говорю я.
Но Грэхем с кем-то разговаривает мимо трубки. И я отчетливо слышу произнесенные визгливым женским голосом слова «интервью с Вегас». За момент перед тем, как отключить связь, я слышу в трубке рычание Грэхема:
— ГРРРИЭЛ?!
Ну-ка, подобьем бабки. Только что обе женщины, которых я люблю, послали меня куда подальше. Одновременно.
Моя физиономия похожа на планету после столкновения с парочкой внушительных астероидов.
И не далее как несколько минут назад поставлен жирный крест даже на той убогой журналистской карьере, которая у меня имелась.
На мне висит долг, который нечем заплатить.
Что нормальные люди делают в подобной ситуации?
Правильно, сваливают из страны.
Крутое решение. Но крутые времена требуют крутых решений. У меня в Нью-Йорке брат. Если я умаслю его оплатить самолет через океан — я спасен. А я умаслю наверняка. Значит, мне нужно только добраться живым и здоровым до Хитроу.
Легче сказать, чем сделать.
Итак, сперва домой, за чемоданом, и деру в аэропорт. А брату Тони можно позвонить прямо из Хитроу. Только бы прорваться к аэропорту!.. Если Тони упрется насчет Америки, пусть, черт побери, оплатит мне билет хоть куда-нибудь! В свое время «Системайтис» был очень популярен в Австралии. Может, там я сумею взбодрить интерес к нашей группе и издам альбом старых хитов. И займусь музыкальной журналистикой. Короче, мне нужно куда угодно, где говорят и пишут по-английски, — не пропаду, прокормлюсь на гонорары-гонорарчики. И будет новый старт в жизни. Шанс на прощение грехов.
Приятная мелочь на сугубо мрачном фоне: после крайне сомнительной победы над редакционной кассиршей я могу позволить себе купить однодневный проездной.
Через три четверти часа я дома, и на кровати лежит единственный в доме чемодан. Мы с Холли пользовались им по уикэндам, если куда выезжали. Уже тогда он был знаменит хилой ручкой.
Я торопливо пакуюсь. Впрочем, это слабо сказано: я торопливо эвакуируюсь. Пытаюсь запихнуть в один чемоданчик всю свою лондонскую квартиру. Опустошаю мебель — ящик за ящиком. Джинсы всех сортов и миллион теннисок с эмблемами рок-групп — в том числе и с нашими рожами. Реликты времен, когда «Нью мюзикал эспресс» упоминал «Системайтис» почти в каждом номере. Мы с Джордж сто лет планировали — на случай пожара, наводнения, нашествия инопланетян, бегства от полиции или иной экстренности — иметь сундучок или хотя бы большой ящик в шкафу с тщательно отобранными самыми важными вещами и сувенирами. К сожалению, руки так и не дошли. Поэтому даже свой паспорт я нахожу только случайно.
Пока я мечусь по квартире, мой сотовый разрывается. Я — ноль внимания.
Полдень давно позади. И от сотового мне ничего хорошего не светит.
Но я не могу заставить себя катапультироваться из Лондона, не приняв душ. Собрав с горем пополам чемоданчик самоизгнанника, кидаюсь в ванную. О, впечатление, что я не мылся лет десять!.. Полный кайф!
Вон из-под душа, в джинсы и тенниску, беременный на пятом месяце чемодан цап — и вперед к двери.
Даст бог — вернусь, когда осядет взметенная мной пыль, и заберу то, что нынче бросил. И уж тогда покину остров навеки.
Стало быть, квартирка родная, не говорю «прощай», а только «до свидания».