Она закинула ногу на ногу; на ней только трусики и тонкая туника, через которую просвечивает острый сосок. Второй сосок… залеплен жвачкой.
Я тянусь к плакату, отдираю жвачку.
Но эта дрянь отходит не вся. Клочок остается. Я возвращаю жвачку на место и пробую еще раз. Теперь она отходит вся.
И богиня опять в полной своей красе. Так и должно быть. Сегодня ее вечер. Сегодня ее премьера. И она должна выглядеть прекрасно — еще лучше, чем всегда.
Я стряхиваю жвачку с пальцев на тротуар.
— Уф-ф! Слава Богу! А я уж было подумал, что ты ее в рот сунешь!
Я оборачиваюсь. Нехотя. Жаль отрывать глаза от такой бесподобной красоты.
За моей спиной стоят двое мужчин. Оба в солнцезащитных очках. Лицо одного из них кажется мне смутно знакомым. Костюм что надо — костюм очень богатого человека, и вся его фигура — и живот вперед, и грудь колесом — подсказывает: се человек, коего упования сбылись. Второй мужчина стоит чуть за ним и в стороне. Взгляд настороженно-цепкий. Одна рука у груди — готова то ли в кулак сжаться, то ли рвануться к кобуре. Секретарь. Или телохранитель.
Богач сдвигает солнцезащитные очки на лоб. Он не такой уж старый, у него идеальный загар, только морщинки у глаз, кажется, недостаточно пропеклись и белеют как трещины на высохшей грязи.
— А ты, оказывается, помогаешь уборщикам, — продолжает веселиться толстосум. — Молодец. Я бы пожал тебе руку, да вот… — Я быстро смотрю на свою руку. Жвачка не упала на асфальт, а прилепилась к пальцам. — Короче, пожимание рук мы удалим из программы. Как тебя зовут?
— Саймон.
— Значит, Саймон, — говорит он, и его рука тянется в пиджак за бумажником. — Ты бездомный, Саймон?
— Нет, — говорю я. — Я — художник.
Мне почему-то приятно, что он ошибся подобным образом. Он застал меня в момент мечтаний, когда я был далеко-далеко. В момент художественных мечтаний. Его костюм и его повадки сразу выдали мне, что он за птица. Явно не из тех, что прислуживают крокодилам. А он про меня ничего не угадал. Я для него загадка.
Но промашка только пуще развеселила его.
— О, тогда сценка наполняется еще большим смыслом. Ты художник и ценишь всё красивое. А она, — он кивает на афишную красавицу, — бес-по-доб-на! — Пока богач говорит, я сражаюсь со жвачкой, пытаясь отклеить ее от пальцев. — И чем же ты занимаешься, Саймон?
— Я уже сказал. Я — художник.
Эту фразу я не умею произносить без гордости. Поэтому богач снова смеется.
— Это понятно. Но что конкретно ты делаешь в искусстве? Рисуешь? Лепишь? Сюрреалистишь или абстракционистишь? Или выставляешь на обозрение распотрошенных коров?
Я предпочитаю ответить таинственно:
— Работаю с красками.
— Обои тоже клеишь?
Я не удостаиваю его ответом.
— Извини, дружок, сам подставился, — хохочет богато одетый крокодил. — Нет, серьезно, ты что рисуешь?
Я вспоминаю о богине за моей спиной, на поклонение которой я хожу уже который день. «Её, — вдруг мелькает в моей голове, — её я рисую!» И от этой мысли на душе становится светло и празднично. Я рисую её!
Хотя вслух я говорю:
— Я рисую много чего и по-всякому.
— И лакрицей можешь?
Я игнорирую его зубоскальство.
— Фу, снова обиделся! А это рисование «много чего и по-всякому» дает достаточно, чтобы за квартиру платить? Не хочу обидеть вольного художника, но ты не производишь впечатление процветающего человека.
— Всё путем, на жизнь хватает, — лгу я.
Богач запрокидывает голову и смеется солнцу, и солнце подобострастно смеется ему в ответ. Потом он показывает рукой на афишу:
— Настоящее произведение искусства, да, Саймон? Ты знаешь, как ее зовут?
На плакате нет ее имени, только название театра и название мюзикла — «Подружка гангстера», а также где можно купить билеты. Но у самого входа в театр я когда-то прочитал на громадной афише ее имя: Эмили. Эмили Бенстид. Ее дебют в Вест-Энде.
— Моя жена, — говорит богатый зубоскал. «Его жена, черт возьми!» — И мюзикл поставлен на мои деньги. Можно сказать, я искусству тоже не чужд. Мы с тобой, Саймон, одной крови — оба любим красоту.
— Ага, — говорю я, чтобы что-то сказать.
— Мистер Би, мы опаздываем, — напоминает его спутник.
— Да, да, сейчас идем. Секундочку только. У меня к Саймону один вопрос.
Не обращая внимание на то, что я по-прежнему сражаюсь со жвачкой, мистер Бенстид кладет руку мне на плечо и ароматно нависает надо мной.