— Чего ты не можешь?
— Не могу жить с человеком, которого ненавижу. Не могу смотреть, как ты шарахаешься, когда я тебя обнимаю. Я даже не могу с тобой разговаривать! Вот и сейчас ты, кажется, не понимаешь, о чем идет речь.
— Честно говоря, не понимаю. И не могу поверить, что ты меня ненавидишь. Я ведь люблю тебя, Дженет, — устало, почти механически произнес Марк.
— Правда? А ты помнишь, когда мы в последний раз были близки? Четыре месяца назад. Было время, когда мы занимались любовью почти каждый день. Теперь ты даже этого не хочешь. А может, не можешь? Ну конечно, все твое время отныне принадлежит медицине!
— Дженет! — попытался урезонить жену Марк. — Мы оба знали, на что идем, знали, что эти несколько лет окажутся самыми трудными в нашей жизни. Что я буду уставать и не смогу любить тебя каждую ночь...
— Четыре месяца, Марк.
— Но в остальном все осталось как прежде.
— Наоборот — все изменилось, Я не чувствую, что нужна тебе, что я — часть твоей жизни.
— Так оно и есть.
— Было когда-то, а сейчас нет. Ты отшвырнул меня, как ненужную тряпку. Когда тебе плохо, ты не делишься со мной своими горестями.
— Ошибаешься.
— Ты сам этого не замечаешь.
— Просто я устаю. У меня тяжелая работа.
— Да не в этом дело...
— Именно в этом. — Марк вздохнул. — Послушай, Дженет, браки врачей часто распадаются. Я не хочу, чтобы это произошло с нами.
— Я жалуюсь не на то, что ты дежуришь на Рождество, пропадаешь в больнице в воскресенье, засыпаешь над тарелкой. Речь идет о другом.
— Как раз жалуешься!
— Я просто обращаю на это внимание как на досадные мелочи, но из-за них люди не разводятся. Я не верю, что ты меня любишь.
— Люблю.
Теперь вздохнула Дженет. Марк ненавидит медицину, но утверждает, что любит. Значит, его слова о любви надо понимать в обратном смысле?
— Я не чувствую себя любимой.
— Это твоя проблема, — холодно парировал он.
— Возможно. Но, не чувствуя твоей любви, я начинаю себя ненавидеть. Взгляни на меня, Марк, — за полгода я поправилась на двадцать фунтов.
Дженет всегда держала форму. На ее теле не нашлось бы и унции лишнего жира. Набрав вес, она не стала выглядеть хуже, но зато стала чувствовать себя отвратительно. Эти двадцать фунтов облекли ее, словно чужая тяжелая оболочка, постоянно напоминавшая о том, как ей худо.
— Ты прекрасно выглядишь. — Голос Марка звучал раздраженно. Он уже устал от этого разговора. У него полно своих проблем, а тут еще жена...
— Марк, — наконец сказала Дженет, принимая воинственную позу. — Выслушай же меня наконец! Я ухожу. Я не могу больше жить с тобой, чувствуя, что ненавижу тебя и себя.
— Я тебе не верю.
— Придется поверить.
Она ушла в спальню и почти сразу вернулась с двумя упакованными чемоданами.
— Дженет...
— Я должна уйти. Здесь я задыхаюсь.
— Куда ты пойдешь?
— Пока и мотель — я уже заказала номер, а завтра найду квартиру рядом с офисом или с автобусной остановкой. Машину я оставляю тебе.
— Дженет, не уходи. Неужели мы не можем поговорить спокойно?
— Мы разговариваем уже час. Это бесполезно. Мы не понимаем друг друга. Мы даже по-разному смотрим на то, что с нами случилось.
— Но с нами ничего не случилось! — в отчаянии вскричал Марк.
— Ничего, кроме того, что я возненавидела тебя и себя и поэтому ухожу.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга, потом Марк предложил:
— Лучше уйду я.
— Но почему?
— Потому что это твой дом. Все здесь сделано твоими руками. Без тебя я не смогу в нем остаться. И потом, я не хочу, чтобы меня обвиняли в том, будто я выжил тебя из дому, — язвительно добавил он.
— Это наш дом.
— Уже нет. Станет ли он когда-нибудь снова нашим, Дженет? Он бросил ей ключи. Стукнувшись об ее руку, они упали на пол.
— Дай мне время на сборы. Через час меня здесь не будет.
Вечером Дженет позвонила Лесли.
— Он ушел, Лес, — сообщила Дженет сквозь слезы.
— Как ушел?
— Уйти хотела я, но он настоял.
— О, Дженет, мне очень жаль!
— Я знала, я боялась, что так случится!..
— Понимаю. И все же... — Лесли помолчала. — Хочешь, я к тебе приеду?
— Если ты не очень устала.
Молодые женщины познакомились в июле на вечеринке в яхт-клубе. К тому времени Лесли уже три недели проработала стажером рядом с Марком. Они вместе работали, разговаривали, смеялись, и кончилось тем, что Лесли в него влюбилась.
Ей было любопытно взглянуть на женщину, которую Марк выбрал себе в жены, на женщину, которую он любил. Лесли была уверена, что та ей не понравится. Но в тот вечер они с Дженет проговорили несколько часов, потом часто встречались, когда Марк дежурил, и в конце концов подружились. Несмотря на то что жена Марка стала ее подругой, чувства Лесли к Марку не изменились. Только теперь они были спрятаны глубоко внутри и о них не знала ни одна живая душа.
— Как мне нравится у вас! — воскликнула Лесли, впервые переступив порог дома на Твин-пикс.
Снаружи небольшой коттедж ничем не отличался от соседних — аккуратный, свежевыбеленный, — но внутри был очень уютным. Таким его сделала Дженет, развесив повсюду прелестные деревенские пейзажи и коврики, которые сама вышила.
— Он такой домашний, — искренне сказала Лесли. «Наверное, Марк с удовольствием возвращается сюда по вечерам», — мысленно добавила она. Пройдя по всем пяти комнатам, Лесли задержалась в кабинете. На стенах висели дипломы Марка, университетский вымпел, свадебное фото и еще несколько фотографий, снятых в разное время.
— «Марк Дэвид Тейлор, доктор медицины», — прочла Лесли на дипломе. — М.Д.Т., Д.М. Изящно! Марк никогда не использует свое второе имя.
— Наверное, оно напоминает ему об отце, — холодно обронила Дженет. — Уверена, что старший Тейлор мечтал о том, что его сын станет врачом, еще когда Марк лежал в пеленках. Он вообще не слишком приятный человек, — добавила она, думая о том, какую роль сыграл свекор в том, что их с Марком брак оказался неудачным.
Когда Марк дежурил, а Лесли бывала свободна, они с Дженет исследовали Сан-Франциско. В остальное время Лесли была рядом с Марком. И восхищалась им...
Как-то, затаив дыхание, она пролепетала:
— Ты так много знаешь. Это замечательно!
С тем же успехом она могла назвать замечательным его самого.
Марк рассмеялся:
— Лесли Адамс, у вас явный синдром стажера — вы обожаете своего ординатора.
Лесли вспыхнула, потом побледнела. «Что, если он догадывается о моих чувствах?»
— Я польщен, — поспешно продолжил Марк, чувствуя ее смущение и не понимая причины. — Приятно, когда тобой восхищаются. Но это пройдет. На следующей неделе ты начнешь работать с Адамом Расселом, увлечешься им, а обо мне забудешь.
Ему вдруг захотелось взъерошить ее каштановые кудряшки, прогнать тревогу из серьезных сапфировых глаз. Но вместо итого он просто улыбнулся. Лесли робко улыбнулась в ответ.
«Эх Марк, — подумала она, — если бы ты знал, что не твоими знаниями я увлечена, а тобой! И это не просто увлечение...»
Лесли страдала молча. Она хотела Марка, мечтала о нем, зная, что он счастливо женат на женщине, которая стала ее лучшей подругой. Иногда Лесли чувствовала искушение обо всем рассказать Дженет. Они бы вместе посмеялись, а потом Дженет ответила бы, что, хоть Лесли ей и дорога, Марка она не получит — он уже занят.
Но Лесли молчала. Она была не готова смеяться над своей любовью.
Да и Дженет вряд ли стала бы смеяться. Она тоже страдала, видя, как их брак, разрушавшийся в течение года, бьется в предсмертных судорогах.
В середине сентября туман над Сан-Франциско рассеялся, небо прояснилось, а вместе с ним прояснились и мысли Лесли. Она заставила себя понять, что невозможно, глупо мечтать о Марке. Он прекрасный человек и женат на прекрасной женщине, которую любит. Вот так. Никакого тумана. Теперь можно обо всем рассказать Дженет. И они вместе посмеются.