— Мне пора. — Дженет ринулась к двери, едва сдерживая слезы, и на пороге обернулась. — Мы еще увидимся?
— Наверняка. Я часто прихожу на репетиции.
— Нельзя ли... не могли бы вы... ему обязательно быть с вами?
— Нет, я приду одна или не приду совсем.
— Спасибо. Не могли бы вы... мне бы очень хотелось, чтобы он увидел меня на сцене.
— Разумеется, он вас увидит, — заверила новую знакомую Кэтлин.
После ухода Дженет она целый час неподвижно сидела на кухне, в тысячный раз задаваясь вопросом: не лучше ли на время оставить Марка в покое, дать ему возможность прийти в себя? И надеяться, что, излечившись, он сам ее найдет?
Марк никогда не упоминал о Дженет, никак не показывал своего горя — во всяком случае, при ней. А когда он один? Этого Кэтлин не знала.
Вскоре пришла Бетси. Кэтлин ни словом не обмолвилась о том, что произошло. До вечера они болтали о пустяках, слушали пластинки, а Кэтлин красила стены.
На следующий день. Марк не позвонил. Наверное, поздно пришел домой, решила Кэтлин, хотя в глубине души не была уверена, что дело только в этом. А что, если Дженет позвонила ему и все рассказала? Что, если этот звонок снова свел их вместе?
«Он дал бы мне знать», — поразмыслив, пришла к выводу Кэтлин.
Назавтра — это был их законный день — она приехала к Марку и привезла с собой три картины, намереваясь украсить ими свежевыкрашенные стены. Первые две не представляли собой ничего особенного: рекламные пейзажи Сан-Франциско: один — с яхтой, скользящей по водам залива в яркий солнечный день, второй — силуэт города в сумерках, освещенный луной и звездами. Зато третья картинка предназначалась специально для Марка.
Это была первоклассно сделанная фотография кирпичного особняка с белыми мраморными колоннами, окруженного идеально подстриженными изумрудно-зелеными газонами и ухоженными клумбами, где цвели розы, лилии и азалии. Импозантный особняк и весь его антураж недвусмысленно свидетельствовали о безупречном вкусе, богатстве и благородном происхождении обитателей. Неподалеку от входа красовалась надпись, выложенная из кирпича и мрамора: «Карлтон-клуб».
Развесив картины, Кэтлин улыбнулась. Идеально, особенно последняя. Марку должно понравиться. Интересно, а она сама по-прежнему ему нравится?
Он позвонил в шесть. Голос у него был усталым.
— Раньше чем через час не вырвусь. Подождешь?
— Естественно. Трудный был день?
— Обыкновенный. Одно желудочное кровотечение, но Лесли с этим справится. Сегодня ее дежурство.
Кэтлин догадалась, что Лесли где-то рядом. Ей нравилась молодая стажерка — она так участливо отнеслась к ее матери. Она и Марк.
Он появился, как и обещал, через час, и был явно рад видеть Кэтлин.
— Я приму душ, иначе не смогу тебя обнять. А хочется!
— Тогда поторопись, — спокойно проговорила она, подставляя губы для мимолетного поцелуя.
— Не хочешь присоединиться? — предложил Марк, раздеваясь.
— Нет, спасибо, — покачала головой Кэтлин. — У меня ужин в духовке.
Глядя на заляпанные кровью белые штаны — рабочую одежду Марка, — она опасливо спросила:
— Ты достаточно осторожен? Тут всюду кровь... Не боишься гепатита и этого, как его... СПИДа?
Марк не предполагал, что Кэтлин известно, как передается гепатит, и что она слышала о СПИДе — эта болезнь появилась в Северной Америке сравнительно недавно. В Сан-Франциско было немало таких больных, и по городу уже поползли слухи, что СПИДом можно заразиться не только через кровь, но и половым путем.
— Пятна крови на одежде не представляют никакой опасности. Плохо, если кровь попадает на слизистые оболочки. За этим мы следим строго.
— А у тебя есть пациенты со СПИДом?
— Да, двое. — «И оба умирают».
— Ты не боишься их лечить? Это, должно быть, ужасно...
— Это действительно ужасно, но я не боюсь. Меня волнует другое: эти двое — молодые люди, мужчины моего возраста — умирают, а мы до сих пор не знаем ни причин недуга, ни как он распространяется, ни чем его лечить... — сокрушенно закончил Марк.
— Но раз вы почти ничего не знаете об этой болезни, а она так коварна, вполне вероятно, что ты тоже можешь ее подхватить. Тебя это не пугает? — настаивала Кэтлин.
— Я врач, — с металлом в голосе отрезал Марк. — Изо дня в день мне приходится лечить людей. Можно заразиться любой болезнью, не только СПИДом, если не соблюдать осторожность. А я соблюдаю.
— Пойду взгляну, как там жаркое, — проговорила Кэтлин, немного обиженная тоном Марка.
Намыливаясь в третий раз, он продолжал размышлять о СПИДе. Оба его пациента отчаянно боролись за жизнь, потому что были молоды, полны сил и жизнь, по их мнению, того стоила. И все же им суждено умереть — умереть от нового, неизлечимого и таинственного недуга. Если можно выбирать смерть, то эта — от СПИДа — без сомнения, наихудшая. В этом были убеждены все коллеги Марка. И потому все они старались соблюдать осторожность.
Выйдя из душа, он облачился в брюки цвета хаки и рубашку с открытым воротом, закатав рукава до локтей. Картинки он заметил сразу.
— Чудесные снимки! — Взгляд его упал на фотографию особняка. — А это что?
— Подойди ближе. Там написано.
Марк наклонился и прочел вслух:
— «Карлтон-клуб».
— Мне хотелось что-то противопоставить университетскому вымпелу.
— Этот плакат лучше повесить над нашей кроватью. Он будет прекрасно сочетаться с пуховыми подушками и новыми простынями.
«Нашей кроватью» — с бьющимся сердцем повторила про себя Кэтлин и подумала, что их любовь воплощает в себе все:смех и нежность, вожделение и романтику, авантюризм и традиции, а значит, ей соответствуют и задорный вымпел, и изысканные простыни, и роскошная картинка с Карлтон-клубом.
За обедом Кэтлин рассказала Марку о своей встрече с Дженет.
— Ты помнишь певицу-любительницу, которую мы в среду прослушивали на «Джоанну»?
— Ту, что тебе понравилась? Кажется, роль досталась ей. Да, помню. А что?
— Это была Дженет, — с расстановкой ответила Кэтлин.
— Неужели? — «Ну конечно, Дженет. Всю жизнь она только этим и занималась — отбирала роли у признанных солисток. И не потому, что хотела кого-то превзойти, а потому, что не могла жить без пения». — Я рад за нее. В среду ты об этом уже знала?
— Нет. Она значилась в списке под девичьей фамилией.
— Сама она, конечно, в восторге?
— Еще бы!
Разговор перешел на другие темы. Ни о чем серьезном они не говорили и вообще были молчаливее, чем всегда. Поздно вечером, когда пришло время ложиться спать, Марк как бы между прочим спросил:
— Наверное, тебе придется присутствовать на репетициях?
— Вовсе нет. Я сказала, что вряд ли приду.
— Мне бы хотелось увидеть ее на сцене, — помолчав, признался он.
— Ей бы тоже этого хотелось. Она мне так и сказала.
В эту ночь любовь происходила традиционно, можно сказать, целомудренно. Сначала они долго целовались, потом Марк овладел ею, и они начали двигаться — неторопливо, ритмично, спокойно.
Кэтлин не знала, что Марк и Дженет всегда занимались любовью только так. Сотни раз. Из года в год.
В последующие две недели бывали дни, когда Марк, погруженный в себя, казался Кэтлин каким-то далеким. Она не понимала причины. Это могло быть из-за Дженет или потому, что оба пациента со СПИДом умерли в один день прямо у него на глазах. Он наблюдал, как они умирали, и был не в силах им помочь.
А может быть, виной тому был его долгий телефонный разговор с отцом. Марк попросил Кэтлин выйти в соседнюю комнату, но даже сюда долетал его сердитый, раздраженный голос, чего за ним прежде не водилось. Услышав, что он повесил трубку, Кэтлин вернулась в гостиную. Казалось, Марк не замечает ее присутствия. Он сидел в углу, уткнувшись в «Приключения Шерлока Холмса». Кэтлин наугад вытащила с полки книгу — это оказался «Улисс» Джеймса Джойса — и тоже попыталась читать. Но ей никак не удавалось сосредоточиться, и в конце концов она отложила увесистый том и стала молча наблюдать за Марком.