— До свидания, Лесли.
Новое чувство не давало ей покоя два дня, заставляя мучиться и страдать. В конце концов она решила, что избавиться от него можно, только написав Джеймсу письмо.
«Дорогой Джеймс!
Наконец-то я поняла, что со мной. Я ревную тебя к Черил. Я завидую ей, потому что она твоя подружка.
Я всегда хотела быть твоей девушкой. Мне казалось, что ты остановишь на мне свой выбор, когда решишь, что время для этого настало. Глупо, да? Смешно? Ну ничего, смейся надо мной. Все равно я должна высказаться.
Раз уж я зашла так далеко и поскольку мы все равно больше не увидимся, я скажу все. Я считаю, что ты прекрасный человек (да ты и сам это знаешь). Такой талантливый, такой чуткий. Мне было так хорошо с тобой (если бы ты знал, как я завидую Черил!).
Я хотела бы... Я много чего хотела бы... Но ограничусь тем, что пожелаю тебе счастья.
Всегда твоя,
Лесли».
Письмо она отослала на адрес лесозаготовительной конторы, не перечитывая, — она боялась, что тогда вообще его не отправит.
Ей хотелось, чтобы Джеймс понял, что чувства, которые она к нему испытывает, не вымышленные, а реальные. И не важно, если ее признание останется без ответа. Никакого ответа и не требуется. Однако две недели, что прошли с момента, как она опустила письмо в ящик, и до того, как села в самолет, летевший в Бостон, Лесли провела в ожидании, вздрагивая от каждого звонка или стука в дверь. Но Джеймс ни разу не дал о себе знать — ни тогда, ни в последующие девять лет.
И вот сегодня секретарша лечебного отдела неожиданно сообщила Лесли, что ее просят связаться с мистером Джеймсом Стивенсоном.
Глава 18
Пока роскошный лимузин осторожно пробирался по улицам, запруженным пешеходами и транспортом, Росс Макмиллан украдкой наблюдал за Дженет. Ему не терпелось увидеть ее реакцию на будничный утренний Манхэттен.
Он ей наверняка понравится, размышлял Росс. Сам он обожал Нью-Йорк. Его сердце начинала биться быстрее, словно заряжаясь энергией и скоростью деятельного мегаполиса. Даже сегодня, в душный августовский день — если верить синоптикам, такой жары не было уже 50 лет, — Росс наслаждался тем, что он снова в Нью-Йорке.
Обычно в августе Макмиллан отдыхал. Это была естественная передышка между двумя театральными сезонами. Он уезжал на побережье, где вел ленивое, размеренное существование, набираясь сил для будущих битв.
Но этот год выдался необычным. Год «Джоанны». О передышке можно было только мечтать — слишком многое предстояло сделать.
Неделю назад в Сан-Франциско состоялось последнее в этом сезоне представление знаменитого мюзикла. Его название не сходило с афиш целых три месяца, каждый вечер собирая полный зал. Несмотря на то что многие заядлые театралы западного побережья еще не видели новинку, Росс объявил каникулы. Ему не терпелось показать свое детище на Бродвее.
Они с Дженет прибыли в Нью-Йорк накануне. Предполагалось, что новый мюзикл предстанет перед взором взыскательной публики в ноябре, а продюсерами постановки выступят Росс Макмиллан и Артур Уотс. Основная нагрузка ляжет на плечи Росса во время подготовительного этапа, то есть в ближайшие три недели, после чего он отбудет в Сан-Франциско, чтобы с головой окунуться в дела собственного театра.
За редким исключением, все члены труппы с энтузиазмом откликнулись на предложение перебраться в Нью-Йорк. Такая удача выпадает раз в жизни — появиться на прославленной бродвейской сцене, да еще в мюзикле, благосклонно встреченном критикой и по достоинству оцененном зрителями. Двое бедолаг, которым семейные обстоятельства не позволяли оставить Сан-Франциско, отчаянно завидовали товарищам и проклинали несправедливость судьбы.
Задача продюсеров чрезвычайно облегчалась тем, что им не нужно было подбирать актеров. Только это и давало возможность в немыслимо короткие сроки завершить постановочный период.
Единственным человеком, скептически относившимся к перспективе предстоящего трансконтинентального перемещения, была Дженет. Это было ее шоу. Талант и энергия молодой звезды в сочетании с несомненным профессионализмом придавали мюзиклу блеск, заставляя партнеров соответствовать установленному ею стандарту. Кто-то играл хорошо из уважения к Дженет, кто-то — из любви к искусству, но так или иначе, результат был очевиден.
Сомневаясь в успехе, Дженет до сих пор не подписала контракта. Она объяснила Россу, что никогда не была в Нью-Йорке и что, прежде чем она примет решение, ей надо там побывать. Итак, в середине августа Макмиллан повез свою капризную протеже на Манхэттен и теперь наблюдал за тем, как ее огромные серые глаза безучастно скользят по окрестностям, которые его самого никогда не оставляли равнодушным.
Хотя они проработали бок о бок целых восемь месяцев, Росс не мог похвастаться тем, что разгадал Дженет или понял, что таится в глубине этих удивительных серых глаз. Он был режиссером, она — звездой, вместе они создали шедевр. На профессиональной почве они общались часто, много и с успехом, но, не считая скудных сведений, полученных от Кэтлин, Росс ничего не знал о личной жизни новой артистки. И два прозрачных серых озера не давали ключа к разгадке.
До вчерашнего дня, когда они заняли места в самолете, летевшем из Сан-Франциско в Нью-Йорк, Росс никогда не бывал с Дженет наедине вне театра. Сидя рядом с ней в салоне первого класса, он предвкушал, что пятичасовое путешествие даст ему возможность поговорить с Дженет, узнать ее получше. Но стоило лайнеру оторваться от земли, как спутница Макмиллана погрузилась в книгу.
Он подождал полчаса, час. Наконец его терпение истощилось.
— Интересно? — спросил он, имея в виду томик, на обложке которого было выведено: «Кен Фоллет. “Игольное ушко”».
— Очень, — кивнула она.
— Вот уж не думал, что ты любишь книги про шпионов.
— Здесь не совсем про шпионов. Скорее об отношениях мужчины и женщины. Их стремлениях, желаниях... — Она осеклась и смущенно потупилась.
— Ждешь встречи с Нью-Йорком? — продолжал Росс, решив воспользоваться замешательством своей спутницы.
— Скорее нервничаю.
— Нервничаешь? — удивился он. Ему никогда не приходило в голову, что у Дженет, такой уравновешенной, спокойной и энергичной, есть нервы.
— Конечно.
— Почему?
— Потому что боюсь, что он мне не понравится. Что я не смогу там работать и вы с Артуром на меня рассердитесь.
Макмиллан изумленно воззрился на молодую женщину. Он сразу понял, что она говорит искренне, что ее колебания не простой каприз. Уж в чем, в чем, а в звездной болезни Дженет трудно было заподозрить. Поведение примадонны не соответствовало ее стилю. И все же упорное нежелание переехать в Нью-Йорк казалось совершенно необъяснимым. Насколько мог судить Росс, ничто не держало Дженет в Сан-Франциско. Развод остался позади, а ее бывший муж утешался в объятиях Кэтлин.
Итак, это не каприз. Но тогда что? Дженет объявила, что будет работать в Нью-Йорке, только если сможет. Если приживется. Да разве может быть иначе?
Наблюдая за Дженет, разглядывавшей Манхэттен, Макмиллан пытался угадать, о чем она думает. Нравится ли ей город? И если нет, то почему? За все время поездки она не вымолвила ни слова, ни на йоту не изменилось и выражение ее лица.
В театре их встретил Артур, совмещавший в одном лице режиссера, хореографа, постановщика и художника по костюмам. Он без стеснения чмокнул Дженет в щеку:
— Привет, дорогая. Ты отлично выглядишь.
— Здравствуй, Артур. Спасибо за комплимент, — улыбаясь, ответила она.
Артур ей понравился, отметил про себя Росс. Это уже хорошо. Он не был уверен, что Дженет относится с симпатией к нему самому.
Молодая женщина неторопливо обошла весь театр и начала мерить шагами сцену.
— Глубже, чем в Сан-Франциско, зато не такая широкая. Придется переделать по крайней мере две мизансцены.