— Господи! — ахнула Лесли. — Твой отец — алкоголик?
— И он, и мать, — с горечью поправил Джеймс. — Наверное, в университете тебе рассказывали о таких, как я?
Она задумчиво кивнула.
— У родителя, страдающего алкоголизмом, отсутствует чувство собственного достоинства, и свою ненависть к себе он переносит на детей. Как правило, такой ребенок изо всех сил старается добиться успеха, чтобы заслужить родительскую любовь и одобрение, но взрослые не способны его приободрить, и ребенок постоянно чувствует себя неудачником, хотя в действительности таковым не является. Он словно обречен на поражение, — единым духом выпалила Лесли, суммируя то, что слышала в университете об этом недавно открытом синдроме.
— Все правильно. Конечно, будучи ребенком, я не понимал, что проблема не во мне, а в отце. Я только знал, что не оправдываю его ожиданий. А потом это превратилось в мою проблему. Люди, обладающие чувством собственного достоинства, не заводят шашней с женой приятеля, не травятся наркотиками изо дня в день, не пытаются разрушить свою жизнь.
— Часто дети алкоголиков сами становятся алкоголиками, — вставила Лесли. Она видела, что после ее слов в глазах Джеймса появилась боль, и могла лишь догадываться, через какие страдания ему пришлось пройти, чтобы в конце концов выжить.
— Я не исключение. Одно время я пил, потом пристрастился к наркотикам. Девять месяцев — почти весь первый курс — я был постоянно одурманен, причем иногда несколькими средствами сразу.
— Где же ты их доставал? Он улыбнулся ее наивности.
— Неужели ты не помнишь эту эру свободной любви, вседоступности, вседозволенности? Ведь в начале семидесятых ты уже училась в колледже.
— Припоминаю, но смутно, — смущенно призналась она.
— Дорогое зелье вроде кокаина тогда было непопулярным. А вот ЛСД делали прямо в химической лаборатории после занятий. Меня снабжали друзья. В подругах тоже недостатка не было. Меньше чем за год я сменил, наверное, полсотни постелей — с кем-то оставался целую неделю, от кого-то уходил на другой день. Моя жизнь в то время напоминала сон, туман, который никогда не рассеется. Кстати, в этом была и своя приятная сторона.
— Неужели?
— Представь себе. Теперь я не мог потерпеть неудачу, потому что не стремился к успеху. Я забыл безобразные стычки с отцом. Под спасительной защитой наркотиков, секса и музыки я чувствовал себя превосходно.
Лесли поняла, что в нем говорит бывший — или потенциальный — алкоголик. Набив себе шишки в детстве, Джеймс отчаянно пытался уйти от реалий жизни, поскольку иногда испытываемая им боль становилась невыносимой.
— А на занятия ты ходил? — поинтересовалась она.
— Не-а, — с улыбкой признался он. — Но экзамены сдавал исправно. Мне важно было удержаться в университете, чтобы не попасть в армию.
— Неужели ты мог учиться, принимая наркотики?
— Еще как! — заверил он.
«Как заправский алкоголик», — подумала девушка. Среди них встречаются великолепные врачи, адвокаты, люди других специальностей, добившиеся несомненных успехов на профессиональном поприще.
— А что было потом? — спросила она, отчасти догадываясь, какой последует ответ. Безалкогольный чай вместо коктейля красноречиво свидетельствовал о том, что Джеймс сумел преодолеть эту вредную привычку. Судя по его здоровому виду и смеющимся зеленым глазам, смотревшим на нее с улыбкой, он вырвался из порочного круга до того, как изменения стали необратимыми. Очевидно, Джеймс все-таки нашел свое место в жизни.
— Как-то вечером — это было перед летними каникулами на первом курсе — я зашел к родителям. Моя комната по-прежнему принадлежала мне, иногда я даже ночевал там. В тот день отец особенно разъярился, начал меня ругать, обозвал никчемным, паршивым наркоманом. Кстати, он был прав — впервые в жизни. Примерно за час до визита я принял ударную дозу ЛСД, понимая, что иначе не выдержу.
Лесли внутренне содрогнулась. Это было тяжело даже служить, а каково же было так жить? «Мне повезло — я ничего этого не испытала, — подумала она. — Да и сейчас продолжаю жить вдали от жизненных тревог и волнений».
— В общем, он сказал, чтобы я убирался из его дома. Дал мне время на сборы и пригрозил, что утром вышвырнет на улицу и меня, и мои манатки. Он, по обыкновению, был пьян, я — одурманен зельем. Со стороны это, наверное, выглядело отвратительно. Я заперся у себя и начал перебирать свои нехитрые пожитки. Дойдя до ящика, где хранились письма Черил, я в сердцах высыпал их на пол.
Он сделал паузу и невольно улыбнулся, глядя, как внимательно слушает его Лесли. В этот момент она напоминала ту наивную, неискушенную восемнадцатилетнюю девушку, какой была во время их последней встречи.
— Ты, конечно, этого не знаешь, но у наркоманов развивается обостренное чувство цвета. Письма Черил, как правило, были написаны на кремовой бумаге, а твое — на желтой. Когда конверты перемешались, твой сразу привлек мое внимание. Он был не бледным, а ярко-желтым. Более того — он светился.
—Джеймс! — ахнула Лесли.
— Наркотики и мистика всегда идут рука об руку. В этом действительно было что-то мистическое. Так или иначе, что-то заставило меня поднять с пола именно твое письмо. Я прочел его, а потом всю ночь думал о тебе и о том, как ты в меня веришь. Только ты, и больше никто. Ты ведь верила в меня, правда? — Выражение его лица изменилось. Горечь и печаль сменились радостью, навеянной воспоминаниями о том дне.
— Я считала, что ты замечательный, — искренне подтвердила она. — Я мало о тебе знала, да в этом и не было нужды. Это все равно ничего не изменило бы. Я знала, что с тобой мне хорошо.
— А мне было хорошо с тобой.
— Тогда почему... — Она осеклась.
— Почему я не делал попыток к сближению? Я ведь как-то объяснил тебе, что вначале должен разобраться в собственной жизни, понять, кто я есть и кем буду. Мой папаша порядком попортил мне нервы. Я был убежден, что из меня не выйдет ничего путного. Только рядом с тобой мне удавалось забыть о том, какое я ничтожество.
— Ты выглядел каким-то неприкаянным. Я это чувствовала, но не понимала почему. Теперь ты уже не производишь такого впечатления.
— Мне повезло, и это везение началось с твоего письма. В ту ночь, несмотря на то что мое сознание было затуманено наркотиками, я решил стать тем Джеймсом, в которого ты верила. Прекратить саморазрушение, по крайней мере попытаться. Утром я собрал вещички, взял твое письмо и навсегда ушел от родителей. Лето я провел на лесозаготовках, избавляясь от яда, который накопился в моем организме, укрепляя свою решимость и строя планы, как мы с тобой встретимся. Это были самые трудные три месяца в моей жизни. От наркотиков отвыкнуть нелегко. Какая-то часть меня сопротивлялась, не желая возвращаться к нормальному существованию.
— Но ты выдержал.
— Да. Узнав, что ты приехала на каникулы, я вернулся в Сиэтл и набрал номер твоего телефона. По-моему, твой отец не узнал мой голос. Я повесил трубку, не назвав себя.
— Почему ты не написал?
— Я еще не был готов. Лето кончилось. Надо было решать, что делать дальше: возвращаться в университет или заняться чем-то другим. К Рождеству я окончательно пришел в себя, собирался увидеться с тобой, но узнал от Бетти, что ты приехала на каникулы не одна, а с другом.
Лесли скорчила гримаску.
— Я даже имени его уже не помню. — «Ах, Джеймс, ведь все могло бы сложиться иначе!»
— Я понял, что у тебя своя жизнь, да и моя благодаря тебе стала меняться. Мне хотелось рассказать тебе об этом. Я надеялся, что когда-нибудь у меня появится такая возможность.
«И вот она появилась — как раз в мой день рождения», — подумала она. С днем рождения, Лесли!
— И ты стал архитектором.
— Я окончил университет, потом работал в Нью-Йорке, а сюда переехал полтора года назад.
— И теперь твоя фамилия красуется на вывеске у входа.
— Да, я добился успеха. Везение продолжалось.
«Дело не в везении, Джеймс, — мысленно возразила девушка, — а в тебе. Твой талант, помноженный на упорный труд и решимость, стал причиной успеха». Она догадывалась, что остатки былого неверия в собственные силы еще сидят в нем. И виной тому его папаша-алкоголик.