— Я хотел бы на минутку заглянуть за кулисы, — сказал Росс соседке, с сожалением осознавая, что спектакль окончен. Он сотни раз видел репетиции, но готовая постановка его потрясла. Ему надо во что бы то ни стало повидать Венди. На мгновение он забыл, что таковой на свете не существует и что на самом деле он торопится к Дженет.
— Поздравить свою принцессу? — съязвила обиженная Стейси.
— Она взволновала тебя, Марк? — Задавая этот вопрос, Кэтлин со страхом ждала ответа. Дженет в роли Венди была неотразима — чувственная, соблазнительная, волнующая. Даже она, женщина, это почувствовала.
— Нисколько, — убежденно ответил Марк.
Лесли не виделась с Джеймсом десять дней, со времени его командировки на Мауи. Из театра они вышли, держась за руки, и так же ехали всю дорогу к ее дому. Оба молчали, вновь и вновь переживая то, что недавно видели на сцене.
«Я, как Питер, живу на Ничьей земле, — думал Джеймс, стискивая руку девушки. — Как и он, я не хочу ее отпускать, хотя знаю, что должен. Когда-нибудь так и произойдет...»
А Лесли в этот момент думала: «Мы ведь скоро распрощаемся, правда, Джеймс?»
В эту ночь, как и в остальные на протяжении последних трех недель, пока роман еще тянулся, Джеймс и Лесли занимались любовью так, словно касались друг друга в последний раз. Казалось, каждый стремится запечатлеть в памяти мельчайшие подробности свидания, чтобы потом вспоминать о них как об обстоятельствах любви, которая была прервана, но никогда по-настоящему не кончалась.
Пятнадцатого декабря, вернувшись домой, Лесли обнаружила у себя Джеймса. Он встал, но не сделал попытки приблизиться к ней. Сердце у нее екнуло, когда она заметила на кофейном подносе крошечный сверкающий ключик, который сама же ему вручила два с половиной месяца назад.
Лесли давно знала, что рано или поздно такой день наступит. Более того — она готовилась к нему. Но сейчас, когда предчувствие стало реальностью, она не смогла сдержаться. Как только горячие слезинки покатились по ее щекам, Джеймс, забыв об обещаниях, данных самому себе, подлетел к подруге и начал ее утешать.
— Прошу тебя, не плачь!
— Извини. Я буду так скучать по тебе...
— Лесли... — прошептал он.
Заранее заготовленные, отрепетированные слова — разумные, взвешенные, мудрые — вылетели из головы у обоих. Драгоценные часы, проведенные вместе, навсегда останутся для них сладким воспоминанием. Но как тяжело расставание! И он, и она молчали, судорожно стискивая друг друга в объятиях. И вдруг, как по команде, отстранились.
— Прощай, дорогая Лесли, — охрипшим от волнения голосом прошептал он.
— Прощай, Джеймс, — сквозь слезы так же шепотом откликнулась она.
Дома Джеймса никто не ждал — Линн улетела в Чикаго. Ее не будет до завтрашнего утра.
Линн... К ней возвратилась прежняя энергия, но она казалась другим человеком — сосредоточенная, постоянно чем-то занятая. По вечерам муж уходил спать, а жена еще долго сидела за столом и что-то писала. Она торопилась — срок, установленный ею самой, неумолимо приближался. К этому сроку должна быть готова очередная книга о Монике — книга, в которой не будет иллюстраций Джеймса. Энергичная, деятельная, любезная Линн. И абсолютно чужая...
Они по-прежнему не занимались любовью. Джеймс относил это за счет ее недавней болезни и надеялся, что, после того как к ней возвратятся силы, они наверстают упущенное. Поведение жены, несомненно, изменилось, и все же, знай она о Лесли, Линн вела бы себя не так. Более агрессивно.
Им бы следовало поговорить. Особенно теперь, когда она выздоровела, а он расстался с Лесли. Только сейчас Джеймс осознал, что за три последних месяца не обменялся с женой и десятком фраз. А ему хотелось былой близости, хотелось снова в нее влюбиться, повторить прежние обещания любви, дружбы и доверия, наполнив их новым смыслом.
Повторный визит в клинику Линн наметила на четырнадцатое декабря. Выйдя из кабинета — врач сказал, что все идет нормально, — она решила, что поговорит с мужем, как только возвратится из Чикаго. Прямо с порога Линн бросилась к телефону и набрала служебный номер Джеймса.
— Что-нибудь случилось? — обеспокоенно спросил он — прежде она никогда не звонила ему на работу.
— Нет, все в порядке. Я только что вошла. Нам надо поговорить, — промолвила она и умолкла, пытаясь собраться с мыслями. Разговор предстоит непростой, но его легче вести по телефону, не видя собеседника. — Джеймс, я знаю, что у тебя есть женщина. Знаю, когда это началось — двенадцатого сентября. До сих пор у меня не было сил обсуждать эту тему, а теперь есть. Я хочу развода. Я больше не могу жить с тобой.
Все это Линн выпалила на одном дыхании. Наступило молчание. Она слышала, как колотится сердце у нее в груди.
— Там у меня все кончено, — наконец раздалось на другом конце провода.
— Разве это имеет значение? — гневно перебила она, только сейчас поняв, что до последней минуты надеялась на лучшее. А он даже не стал отпираться...
— Я люблю тебя.
— Нет, — быстро возразила она, — раз ты мог так со мной поступить.
— Послушай, Линн, развестись мы всегда успеем. Позволь мне поговорить с тобой. Пожалуйста!
— Это бесполезно и мучительно. Ты и так причинил мне боль, Джеймс. Не усугубляй ее...
Эту боль он слышал в ее голосе — результат многих месяцев страдания. Значит, она все знала с самого начала.
— Я сейчас же еду домой. Никуда не уходи!
По дороге Джеймс пытался восстановить ход событий. Как это произошло? Как мог он допустить такое, да еще надеяться, что жена ничего не узнает? Обойтись подобным образом не с кем-нибудь, а именно с Линн...
Когда-то так поступил ее отец по отношению к матери. Супруги не стали разводиться из-за ребенка, хотя девочка страдала гораздо больше, чем если бы росла в неполной семье. Она видела, как очередная интрижка мужа наносит жестокий удар по самолюбию матери, и возненавидела сначала отца, а потом и всех мужчин. Повзрослев, Линн стала играть их чувствами. Она наслаждалась, глядя на переживания своих кавалеров, — ей казалось, что таким образом она мстит за мать.
Линн ненавидела мужчин и не доверяла им до тех пор, пока не встретила Джеймса. Он вернул ей веру в сильный пол, и он же ее отнял.
«Как я мог так поступить?» — в сотый раз мысленно восклицал неверный муж, приближаясь к дому. И сам же себе отвечал: все казалось очень просто, поскольку исходной посылкой было «Линн ничего не узнает».
Она ждала его в гостиной, свернувшись калачиком в углу дивана. При виде мужа она вздрогнула и еще сильнее зарылась в подушки.
— Линн, мне так стыдно... — начал Джеймс и двинулся было к жене, но, заметив, что она явно этого не хочет, так и остался стоять в дверях.
— Ты знаешь, что самое смешное? — с горечью перебила его Линн. — Я ведь и вправду верила, что мы с тобой — это нечто особенное, что у нас прекрасные отношения. И вдруг все в одночасье изменилось. Как ты умудрился влюбиться за один день?
— Это не так, Линн. Я знал ее до тебя. Мы не встречались девять лет, а потом я случайно увидел ее по телевизору. Мне казалось, что я лишь делаю то, что должен был сделать много лет назад, Веришь или нет, я убедил себя, что все происходит в прошлом.
Только сейчас, произнося эти слова, он понял, насколько глупо и ненатурально они звучат. Глаза Линн наполнились слезами. Сейчас страдали оба — и муж, и жена. Но повинен в этих страданиях был он один.
— Поговори со мной, Линн.
— Что ты хочешь от меня услышать — как мне больно? Или как я тебя ненавижу?
— Я хочу, чтобы ты посоветовала, как нам выпутаться из этого, — с серьезным видом произнес Джеймс.
— Никак.
— Ты даже не хочешь попытаться?
— Нет. А зачем?
— Потому что я люблю тебя.
— Джеймс, я слышала эти слова тысячу раз. Отец годами уверял в этом мать, а она годами ему верила.