— Твой отец никогда не испытывал к твоей матери того, что я испытываю к тебе.
— Да неужели? А по-моему, оба вы одинаковые. Джеймс вздохнул. Она права. С какой стати она должна ему верить?
— Я порвал с той женщиной, потому что боялся: если все выплывет наружу, я тебя потеряю.
— Значит, поэтому все кончилось, — с расстановкой произнесла Линн. — А почему началось?
— Как бы тебе объяснить... Мне казалось, что это касается только меня. Хотелось завершить то, что началось еще в школе. К нам это не имело никакого отношения, честное слово! Я не искал эту женщину специально, потому что был несчастлив с тобой. Все произошло случайно, поверь. Ни с одной другой этого бы не случилось. И больше не повторится.
Линн сама не заметила, как перестала плакать. Теперь она внимательно слушала. Прежний Джеймс — тот, которого она знала и любила, — не стал бы лгать.
— Я почти тебе верю, — со вздохом призналась она. — Ты считал, что играешь по другим правилам, вернее, что обычные правила здесь неприменимы.
Джеймс ждал, не веря своим ушам. Неужели с ним говорит не маленькая девочка, обиженная на отца, а взрослая Линн — любимая женщина, с которой, как он надеется, судьба связала его навеки?
Но Линн умолкла. Она просто смотрела на мужа, и в ее взгляде попеременно отражались любовь и ненависть, отвращение и желание.
— Ты дашь мне шанс, Линн?
— Не знаю.
— Если ты от меня уйдешь, мы многое потеряем.
— А если останусь, потеряем еще больше, — не задумываясь возразила она.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что произошло один раз, может повториться.
— Этого не будет, Линн, я тебе обещаю.
Она вздохнула. Риск, конечно, громадный. У нее в запасе всего месяц. Джеймс ничего не должен заметить. За этот месяц ей предстоит снова поверить в него и в его любовь.
Но ведь она уже верила ему. Потом в один далеко не прекрасный день все изменилось. И вот теперь он вернулся.
— Я так боюсь, — прошептала она.
Наконец он осмелился подойти к ней, взять за руку, нежно вытереть слезы с влажных щек.
— Я тоже боюсь, Линн. Боюсь тебя потерять.
Старейший ювелирный магазин Сан-Франциско, расположенный неподалеку от Юнион-сквер, гудел от посетителей. Был канун Рождества — время, когда принимаются самые важные решения. Золотое колье для подружки, серьги с сапфиром и алмазами для любовницы, кольцо, знак вечной любви, — жене, золотые запонки — мужу или любовнику. Только бы не забыть выгравировать на них соответствующую надпись!
Месяц назад владелец магазина заверил Марка, что, несмотря на предпраздничную горячку, крупный, в два с половиной карата, бриллиант чистой воды будет вставлен в оправу к сроку, то есть к Рождеству. Бриллиант не был фамильной ценностью — его много лет назад приобрел отец Кэтлин, сочтя такую покупку выгодным помещением капитала.
С тех пор стоимость камня утроилась и теперь составляла по меньшей мере четверть миллиона долларов. Но для Кэтлин кольцо имело ценность только в одном смысле — она получит его от Марка. Будущий жених решил, что нет смысла отказываться от такой прелестной вещи только потому, что купил ее не он, а мистер Дженкинс, Марк по-прежнему не придавал особого значения богатству своей невесты.
Дженет тоже пришла в магазин в поисках подарка. По случаю двойного праздника — Рождества и собственного дня рождения — она решила преподнести себе жемчужные серьги. С той памятной прогулки по Нью-Йорку Дженет стала больше внимания уделять своей внешности. Мечту о приобретении сережек она лелеяла в течение двух недель.
Вряд ли эту мечту удастся осуществить сегодня, с сожалением подумала Дженет, опасливо взирая на море посетителей, толпившихся у прилавков. Она направилась к выходу и у двери столкнулась с Марком. Пурпурная бархатная коробочка была надежно спрятана у него в кармане.
— Дженет! Вот так встреча!
— Здравствуй, Марк, — едва успела промолвить она, и в ту же секунду людской поток вынес ее на улицу. Марку пришлось задержаться — как раз в этот момент в магазин одновременно попытались войти сразу несколько женщин.
Дженет в нерешительности остановилась. Подождать или уйти? Пока она колебалась, рядом с ней возник улыбающийся Марк.
— А вот и я! Народищу-то — не продохнуть!
— И не говори. — Ей вдруг захотелось поскорее сбежать от этой толпы. И от него? Пожалуй, нет. Вид бывшего мужа теперь не доставлял ей боли.
— Не хочешь выпить кофе с ромом?
В Омахе они обычно баловались этим напитком, сидя у приятно потрескивавшего камина. Но в Омахе на Рождество лежал снег. В Сан-Франциско же его и в помине не было, а солнце сияло ярко, как летом.
— С удовольствием, — кивнула она, глядя на часы. Времени до вечернего представления еще достаточно.
В рождественский сочельник люди толпились в основном в магазинах, рестораны же были пусты. Обезумевшие от предпраздничной лихорадки горожане не могли позволить себе такую роскошь, как еда, когда до Рождества оставались считанные часы, а подарки еще не были куплены.
Дженет и Марк без труда отыскали симпатичную кондитерскую, где царила по-домашнему уютная атмосфера.
— Как мило! — заметила Дженет, присаживаясь к столу, накрытому свеженакрахмаленной скатертью. Она сама затруднилась бы сказать, относится ее замечание к кондитерской или к встрече с Марком.
Он высказался более откровенно.
— Очень мило, что я тебя встретил. Как шоу?
— На этой неделе мы даем пять дополнительных утренних представлений.
— Превосходный спектакль. И играешь ты бесподобно!
— Так ты уже видел?
— Еще бы! Был на премьере.
— А что думает Кэтлин? — поинтересовалась Дженет, удивляясь тому, как легко произнесла это имя. — Со слов Росса у меня создалось впечатление, что некоторые члены худсовета, в том числе она, не одобряют изменений, которые мы внесли в пьесу. Они находят их чересчур фривольными.
— Кэтлин выросла на традиционном «Питере Пэне» — наивном и старомодном.
— Мы все на нем выросли.
— Но все ее сомнения развеялись, как только она посмотрела спектакль. И теперь ходит в театр каждый вечер, когда я на дежурстве. «Питера Пэна» она видела уже пять раз.
— А ты?
— Только один, — признался Марк, избегая ее взгляда. Он не стал уточнять, что для него и этот раз был слишком болезненным.
— Лесли сказала, что ты переезжаешь в Бостон.
— Да. Буду стажироваться по кардиологии. И еще... — Марк запнулся. По всей видимости, Лесли рассказала и остальное.
— И еще ты женишься, — как ни в чем не бывало закончила Дженет.
Он поднял голову. В его взгляде читалось сомнение: правильно ли он поступает, обсуждая с бывшей женой свою будущую женитьбу?
— Марк, — улыбнулась Дженет. Она вдруг поняла, что у нее прекрасное настроение, чего не бывало уже давно. — Я рада за тебя, честное слово! Если нам не повезло друг с другом, это не значит, что так будет и впредь.
Она запнулась, осознав, что в этих словах таится надежда не только на его счастье, но и на ее собственное.
— У тебя кто-то есть? — осторожно спросил Марк.
— Нет, — ответила она, отбрасывая волосы со лба таким знакомым ему жестом. И добавила, посерьезнев: — Пока нет.
Поцеловав Марка на прощание и пожелав ему счастья, Дженет бодрой походкой двинулась к театру. Душа ее пела. Она увиделась с бывшим мужем, и это ничуть ее не задело. Ну, почти не задело. Встреча с Марком напомнила ей о возможности любви. Пусть не с ним, но когда-нибудь, с кем-нибудь...
В дверях она столкнулась с Россом.
— Ой, извини! — взвизгнула Дженет.
— Да нет, все в порядке, — удивленно отозвался он. Кто это — неужели Дженет? Но куда девалась ее обычная холодная сдержанность? — Ты, похоже, в отличном настроении.
— Похоже, да, — легко согласилась она, пересекая фойе, но, не пройдя и десяти шагов, вдруг остановилась. — Росс!
— Да?
— Я подумала, а не пригласить ли мне тебя на обед?
— Спасибо. Когда?
— Дай сообразить. — Она наморщила лоб. Приглашение вырвалось у нее импульсивно, и эту деталь она не продумала. — В какой-нибудь из вечеров, когда нет спектакля.