Они с Марком часто занимались любовью — как минимум раза три-четыре в неделю. Как-то на уроке стенографии Дженет подсчитала, что до свадьбы они спали восемьсот раз. Они не экспериментировали — все происходило традиционно, одинаково, спокойно. Они никогда не обсуждали то, что делали. Да и что обсуждать, если обоих это устраивало?
Через две недели после окончания Марк и Дженет поженились. Свадьбу устроили родители жениха, потому что она непременно должна была состояться в Ривервудском загородном клубе и на ней непременно должны были присутствовать четыреста гостей. Родители Дженет не принадлежали к Ривервудскому клубу и не могли бы оплатить торжество такого размаха.
Дженет попыталась вмешаться.
— И что потребуют твои родители взамен? — поинтересовалась она, вспомнив, что в свое время Марк отказался от предложения отца заплатить за обучение сына в университете. Старший Тейлор настаивал, чтобы его единственный отпрыск поступил в Гарвард, однако Марк выбрал университет в Омахе, где, как уроженец штата Небраска, имел скидку.
— Конечно, мы все равно окажемся у него в долгу, но я поработаю летом и расплачусь, — подвел итог Марк, обрисовав Дженет ситуацию.
— Да и я могла найти работу. Ничего, выкрутимся. Только мне все равно не нравится, что ты берешь деньги у отца.
Теперь же, когда она задала вопрос о расходах на свадьбу, Марк ответил:
— Это мы делаем им одолжение. Для них это грандиозное событие, а мы — только одни из участников. Надеюсь, что ты и твои родители не будете слишком против.
— На мой взгляд, это бесполезная трата денег, но если я откажусь, это еще больше восстановит их против меня. Хотя вряд ли такое возможно... Я хочу только одного — чтобы мы поскорее поженились и уехали из Линкольна.
Несколько недель до свадьбы Дженет была непривычно тиха и покорна в присутствии матери Марка. Но как она ни старалась избегать размолвок, в одном случае ей все же пришлось настоять на своем. Речь зашла о кольцах.
— Мне бы хотелось простые ободки из золота в восемнадцать каратов [1], — объявила она будущей свекрови.
— Но оно такое мягкое!
— Я знаю. Поэтому оно мне и нравится. Оно стареет вместе с браком.
Такие кольца носили родители Дженет. С годами тонкие ободки покрылись царапинами, потускнели, но остались золотыми, как и их союз, выдержавший двадцатипятилетнее испытание горестями и радостями. Девушка надеялась, что их с Марком брак окажется таким же прочным, и хотела такие же кольца — на счастье.
Эту битву она выиграла и, чтобы закрепить успех, тут же заказала кольца, на которых выгравировали инициалы молодоженов, дату венчания и слово «Навсегда».
Однако миссис Тейлор не собиралась так просто сдаваться. С мягким золотом она могла примириться лишь при условии, что в него вставят подходящий бриллиант.
— Вы с Марком уже выбрали камень? Он должен весить по меньшей мере карат.
— Но бриллианты так дороги! — воскликнула Дженет, а про себя добавила: «И так бесполезны. Зачем ради них влезать в долги?» Но дело было не только в деньгах.
— Мы сами его купим или одолжим деньга Марку. Или... — миссис Тейлор на мгновение замялась, — ты могла бы взять бриллиант моей матери. Уверена, она была бы счастлива видеть его на жене Марка. Бесподобный камень! Два карата, чистой воды, изумрудная насечка...
— Спасибо, но мне не надо никаких бриллиантов. Я для этого не подхожу.
«Что правда, то правда, — с горечью подумала миссис Тейлор. — Ни Марку, ни нам ты совершенно не подходишь. А главное — не позволишь себя переделать».
В ход пошел последний аргумент.
— С простыми кольцами это будет выглядеть так, как будто вы должны пожениться, — многозначительно произнесла мать Марка.
— А мы и должны, миссис Тейлор. — Серые ясные глаза Дженет встретились с непонимающим взглядом свекрови. — Мы должны пожениться, потому что любим друг друга.
Глава 5
В первые два года учебы Марка в университете Дженет днем работала секретаршей в нейрохирургическом отделении, а вечером, приготовив обед, ждала мужа. Потом Марк отправлялся в библиотеку или в анатомичку, а Дженет шла на репетицию. Домой оба приходили около полуночи, занимались любовью и засыпали.
На третий год расписание Марка стало не таким четким — он то дежурил, то ходил по вызовам, то заполнял медицинские карточки. В те дни, когда Дженет бывала занята по вечерам, они вообще толком не виделись. Тогда она решила бросить хоровой кружок. Решение далось легко — главное, что теперь она могла быть с Марком столько, сколько ей хотелось. И все же она скучала по пению.
Пятнадцатого марта — шел четвертый год его учебы — Марк узнал, что его отобрали в интернатуру Калифорнийского университета в Сан-Франциско. А еще через два месяца он получил диплом с наивысшими оценками.
За две недели до этого события то качество Марка, которое впоследствии стало причиной его разрыва с Дженет, впервые вышло наружу.
Первые симптомы проявились еще в школе. После очередной беседы с отцом, когда Тейлор-старший, по обыкновению, разглагольствовал о том, как они будут вместе практиковать, Марк признался Дженет, что больше всего на свете любит английскую литературу.
Подобные срывы случались и позже, но Дженет всегда удавалось развеять его грусть. Стоило Марку подойти к ней, поцеловать и заняться любовью, как он сразу чувствовал себя лучше.
На этот раз тоска, охватившая его, оказалась сильнее, чем любовь жены. Меньше чем за год — с момента окончания университета и до того дня, когда Дженет заявила, что им надо расстаться, — эта тоска заполнила собою все. К тому же ее усугубляли постоянная усталость и одержимое стремление Марка всегда быть первым.
Он с головой ушел в медицину. По мнению жены, наблюдавшей его мучения, Марк ненавидел свою профессию, хотя весьма в ней преуспел. Когда она попыталась деликатно намекнуть, что ему не нравится то, что он делает, Марк буквально взорвался. Он любит медицину, с металлом в голосе отрезал он, и Дженет это известно.
Она была убеждена как раз в обратном и потому невзлюбила медицину не из солидарности с Марком, а вместо него. Ей опротивело все: больные с их бесконечными жалобами, дежурства, выпадавшие на неудобное время, честолюбивые друзья (его друзья). А поскольку Марк тоже принадлежал к миру медицины, она постепенно начала ненавидеть и его. Гуманная профессия, которую ненавидели оба, хотя Марк не желал в этом признаться, в конце концов развела их в разные стороны.
В воскресенье пятого октября Марк вернулся домой непривычно рано — в четыре часа. Дженет решила воспользоваться этим, чтобы поговорить.
— Привет, — бросил он и с отсутствующим видом поплелся мимо нее в кабинет.
— Марк...
— Что? — Он резко обернулся.
— Нам надо поговорить.
— О чем? — подозрительно спросил он: полгода назад на разговоры о медицине был наложен мораторий.
— О нашем браке.
Это было что-то новое. Они никогда не обсуждали эту тему.
— Ладно, — нехотя буркнул он.
— С нами что-то происходит, — осторожно начала Дженет и тут же поймала себя на мысли, что ждет, когда Марк начнет разуверять ее. Если ему действительно не все равно. Если он все еще ее любит...
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду то, что мы стали тяготиться друг другом.
— Да что ты! Когда я не в больнице, мы все время вместе.
— Под одной крышей, но не вместе.
— Это смешно. Я даже не понимаю, о чем ты толкуешь. И вообще я устал... — Он сделал попытку пройти в кабинет.
— Черт тебя побери! — не выдержала Дженет. — Выслушай же меня наконец! Я ненавижу нашу жизнь. Ненавижу твоих друзей и твою медицину. По-моему, ты тоже. — Марк попытался возразить, но она жестом его остановила. — Ты просто не хочешь в этом признаться. Я так больше не могу.