И стал ее совсем не скучно целовать, в лицо и в шею.
- Гаси свет! - крикнул.
Суглобов свет погасил, вздохнув при этом печально; рухнул он снова на диван и быстро затих.
Вера шепнула:
- Ты напрасно это сделал. Неудобно все же. Что подумает о нас этот человек?
Я попытался вообразить мысли Суглобова. Какая каша! Он всегда был козлом отпущения.
Тут я повалил Веру на диван, ветхий, до жути неуютный диван, доставшийся нам в награду за наше вторжение, и она негромко крякнула, почувствовав нежность, с какой я ее свалил. Или сказала она что-то вроде эх! - и немного развеселилась, оттаяла сердцем, сообразив, очевидно, что мыслям Суглобова не стоит придавать большого значения и что в его комнате нам будет совсем не хуже, чем в парке на скамье. Или отчасти даже забылась она, забыла, где мы находимся, и только обо мне сейчас помнила, но сердце-то ее, так или иначе, оттаяло, я чувствовал это, жарко к ней приникая, бурно к ней пристраиваясь. Радостно мне было целовать ее грудь и вообще к ней тесниться. А она млела. Но никак не удавалось мне сорвать с нее трусики, она их крепко держала ногами или живот надувала, а над моими безуспешными потугами она, слышал я, смеялась. И только мне в этой бесславной войне с ее исподним удавалось отвоевать кое-какую позицию, она тотчас отталкивала меня, даже резко, можно сказать, грубо, и я даже в темноте видел, какое у нее при этом строгое и принципиальное лицо.
- Ну почему, черт возьми, почему? - бился и тосковал я.
- Нельзя.
А что там у нее такое, там, под трусиками, что нельзя? Очень неубедительно, недостоверно аргументировала она. Для чего эта женщина хочет внушить мне, что нельзя, когда как раз можно, даже нужно, когда все именно так и устроено, чтобы было можно и нужно? Я начал терять терпение. Потерял голову.
- Сейчас возьму нож, - сказал я, - резать буду эту проклятую резинку!
- А дальше что?
- Увидишь тогда, узнаешь меня!
- Ты еще совсем ребенок, совсем как дитя.
- У меня ножа нет, - внезапно говорит из темноты Суглобов.
- А где твой нож? В хозяйстве нож быть должен.
- Потерял на днях. Да и какое к черту у меня хозяйство? С тех пор как папа сдох...
- Потом про папу, - сказал я.
- А что, очень крепкая резинка? Ты зубами попробуй.
Вера возмущается:
- Ну, все, с меня хватит. Я так не могу! Ужасно! Какая-то карикатура!
Подпрыгнула, свет включила, дрожит вся в гневе своем. Я не успел даже на спину перевалиться, лежал, пуская слюни в подушку. Но в растерянности я пребывал недолго, тоже подпрыгнул. И Суглобов тоже, но позже всех.
- Ты, Вера, не уходи, не надо.
У меня все плыло перед глазами. Вера рыскала по комнате в поисках пальто, а я уже держал его в руках. Она не сразу заметила; заметив, растопырила руки, ожидая, что я подскочу, как швейцар какой-нибудь, как галантный кавалер. Не тут-то было.
- Отдай пальто.
- Не отдам.
- Кому я говорю!
- Кому ты говоришь?
- Издевательство!
Я пародийно пропищал:
- Нарушение прав и свобод человека!
- Он над всеми издевается, - вставил Суглобов. - Он надо мной в школе издевался.
- Отдашь пальто?
- Нет. - Я тупо покачал головой.
- Почему?
- А просто так. Останься.
- Теперь он не отдаст, - очень уверенно заявляет вдруг Суглобов.
- Как? А вы откуда знаете? Это не в первый раз?
- В первый или не в первый, только я уже всякого насмотрелся.
- Начинаю понимать...
- Нашла кого слушать, Вера, ведь он не ведает, что творит.
- Ты мне пальто отдай.
- И не подумаю.
Она схватилась за пальто и потянула. Я бросился на диван, смеясь, как безумный. Она сильная была. Стащила меня вместе с тем пальто на пол, в грязь разную. А мне что! Я продолжаю смеяться и держу пальто. Хохочу. Она таскала меня по полу и била меня ногой.
- Господи, да ты такой же, как все! - внезапно она простонала.
- Все кончено, - сказал Суглобов. - Он не отдаст.
- Не отдаст? Не отдашь? Ладно, не отдавай.
И она выбежала из комнаты, а Суглобова разобрал смех.
- Вернется, - сказал я Суглобову, - далеко не уйдет. А и дрянь же она. Не дала мне. Сколько времени я с ней возился, а все впустую, я же честно и искренне хотел сделать все наилучшим образом, а в итоге только то и вышло, что жена теперь подозревает неладное.
- А ты женат?
- Ты совсем ничего не соображаешь? С какой стати я притащился бы к тебе, если бы не было дома жены? В нормальной обстановке не вышло бы всей этой нелепицы. У тебя обстановка ненормальная.
- Чем же? Если бы ты сам был нормальный, ты бы сюда не пришел, так что нечего на мою обстановку пенять.
- Ты очень хорошо, здраво рассудил, но мне от твоей мудрости не легче.
- У тебя беда?
- У меня беды есть, случаются. Видишь, не возвращается.
Я беспомощно развел руками.
- Иди и ты домой.
- Ты думаешь, она домой ушла? Без пальто? Вот дура!
- Не знаю ничего.
- А что тут знать! - вскипел я. - Раз не возвращается, значит, ушла. Или на лестнице ждет. Ох, и дура же!
- Оставь мне ее пальто. Я его продам и наемся до отвала.
- А чем ты питаешься?
- Тем же, чем и ты, только в меньших количествах.
- Я, брат, работаю, у меня приличная должность.
- Я тоже работаю, иногда, пока не выгонят. Как совершу ошибку, меня и гонят взашей, а я без ошибок не могу, мне скучно. Я в жизни ни одной срочной телеграммы вовремя не доставил, а мне за это платили, пока не смекнули, что я наношу вред. Они тоже ошибаются. Но они могут меня выгнать, а я их не могу.
- Не хочется заглядывать слишком далеко и зря пугать тебя, но думаю все же, что ты кончишь в сумасшедшем доме. А пальто я тебе оставить не могу, это не фарш, это ее пальто, девушки моей. Понял? Я к тебе еще заскочу со временем и дам что-нибудь другое, чтобы ты мог продать и наесться до отвала. Вот тогда попируешь!
Я оделся, взял злополучное пальто под мышку (кремового цвета оно было, элегантное) и пустился в погоню. Думал, что догоню. На лестнице ее не было, на улице тоже, улица уже пуста была, только редкие прохожие проносились мимо, и все, как один, в пальто, да еще воротники подняли, чтоб не задувало. Берегли себя эти люди, а моя милая побрела в одном платьишке. Все-таки зима ведь на носу. До чего же мне тогда от разных мыслей о моей взбалмошной девчонке сделалось жалко ее! Подумал, что она в одном платьице бредет ночью, да по такому еще ветру, в свою загадочную жизнь, о которой я ничего не знал, подумал, вообразил, и защемило сердце. Что же я натворил! Вроде бы просто глупая выходка, ребячество, а вон каким мрачным делом, вон какой историей обернулось! Что я о моей девчонке знаю? Может быть, она одинока, может быть, одному мне и верила, а теперь для нее мой поступок все равно что смертельный удар, я-то прибегу домой, наемся до отвала да завалюсь к жене под бочок, а ей каково? Я добежал до самого ее дома, однако она, видать, быстрее меня бежала или другой дорогой пошла, возле дома я ее опять же не встретил, в окнах ее квартирки не горел свет, а эти окна и застекленная дверь выходили на улицу. Я постучал. Нет ответа. Я покрутился там, подождал немного, страдая от бессмысленности ситуации, от глупости случая, а долго ждать не мог, не имел права, Валя, моя вторая жена, пришедшая на смену Рае, уже наверняка бьет тревогу. А вот чтоб просто оставить пальто под дверью, на это я не решился, вещь, пожалуй, дорогая, вдруг украдут, народ вокруг вороватый. И я свернул поплотнее ее пальто и понес с собой.
***
А помнишь, Максюша, нашу первую встречу, ты был пьян и толкнул меня на лестнице... нечаянно, родная, случайная непочтительность выпившего человека... а все-таки у меня тогда даже сердце зашлось от испуга, я всегда боялась пьяных, я схватилась за перила, а ты... ну как я могу не помнить всего этого... я разве говорю, что ты забыл, нет, я спрашиваю, помнишь ли ты, это форма обращения такая... ну хорошо, форма обращения, спи... а что за сверток ты сегодня принес...
Я аж взметнулся: тссс, тише, мне секретное задание дали!
Вот как... ты, значит, в гору пошел... хорошо... но я, Максюша, правду сказать, побаиваюсь, я даже просто боюсь, ты мне, Максюша, скажи, что в свертке...
работа
пальто?
начальника отдела Худого
дамское?