Выбрать главу

его жены

а что с ней?

мы с Худым решили, что так будет лучше для нее

как?

если мы заберем у нее пальто

бедная женщина

это очень опасно, очень секретно, очень сложно, очень проблематично

... а о чем мой Максюша думает... твой Максюша задремал маленько, всего на секундочку, а как я тебя на лестнице толкнул, я это очень даже хорошо помню, и просто великое счастье, что ты тогда через перила не брякнулась, не лежать бы нам сейчас вместе в этой кровати... а ты бы себе другую нашел... ну зачем ты говоришь глупости, даже, можно сказать, гадости... а ты по Рае не тоскуешь... кто это такая, не помню... а та, с которой ты прежде меня в этой кровати... чепуха все это, былое, быльем поросло, послушай, я другое хотел сказать, я о Никите, Никита-то совсем стихи забросил... а мне плевать... жена, жена! на Никиту, душенька, я тебе плевать не разрешаю, ты Никиту не знаешь, а я его как облупленного знаю, я душу его постиг, хочешь, я тебе его стихотворение прочту? утро стрелецкой казни называется, хочешь, я тебе его прочту?

чтобы и ты великую эту душу постигла и жизнь его странную и необыкновенную поняла и почла за чудо, ну так вот, утро стрелецкой казни...

вдруг пискнул трамвай

на подножке повисла старушка

в белом пуховом платке

повиснув она размышляла об утре, ты спишь? ты не спи, Валечка, вот послушай, что там дальше, слушаешь, единственная? так молодой ниги

лист Рафаэля отверг с Р

Тагором не ведал знаком

ства на Спинозу смотрел свысо

ка вдруг однажды напал на

стрелецкую водку, ты опять

спишь, да не спи же, Валя, тут всего один куплет остался, вот послушай, в тишине подворотни чей-то труп

замерзал изнутри и снаружи

убийца ушел далеко

но разве уйдешь от праведной казни,

а, Валя, разве уйдешь, нет, дудки, всегда найдут и покарают, но ты, я вижу, спишь, маленькая плутовка, да, вижу, выходит дело, женщинам в постели не до стихов, а у этой и во сне такой вид, будто она надо мной иронизирует, будто она меня раскусила и мной забавляется.

В доме тихо, на потолке едва заметно дрожит, слабо и бледно переливается, повинуясь колебаниям занавески на сквозняке, пятно света, а в шкафу, среди грязного белья и сваленных как попало книг, лежит завернутое в газету пальто Веры.

Моя жена. Она не безнадежна. Я чувствую ее искренние усилия понять меня. Я помню, как толкнул ее на лестнице, а она обеими руками вцепилась в перила, страдальчески сгорбившись, поникнув головой, и ни возгласа удивления, ни крика возмущения я от нее не услыхал, она словно вообразила, что я взялся за нее всерьез и ей на этой лестнице суждено претерпеть баснословные муки. Я смотрел, как она прогибается, буквально-таки фантастически втягивая живот, как она будто для пинка подставляет мне зад, во всяком случае поворачиваясь им в мою сторону, и все это действовало на меня отрезвляюще, все это меня умиляло и трогало. Я попросил у нее прощения. Она выпрямилась, взглянула на меня смущенно и подалась своей дорогой.

- Девушка, девушка, гражданочка! - закричал я ей вдогонку. Так началась моя с ней совместная жизнь.

Я пылился тогда в захудалой лаборатории, а она училась в университете. У нее никогда не возникало сомнений в правильности избранного пути, и я лишь повторю давно известное, сказав, что этому ее благородному и непоколебимому чувству уверенности в себе ничуть не мешало сознание, что она всегда и во всем лишь слепо подчиняется авторитету родителей. Внес ли я что-то новое в ее жизнь? Она смутно догадывалась, что привить ей я могу разве что сомнения, разлад, смятение, ужасный дух той ветви древа рода человеческого, на котором густо и с циничным смехом теснятся хмельные, непутевые людишки. И пусть я сам человек далеко не опустившийся, напротив, пристойный и перспективный, все же во мне слишком много напряженного и подозрительного беспокойства, о котором ей лучше и не знать. А ее родители терроризировали нас. Я терпел. Это ее папаша пристроил меня к Худому.

После той встречи на лестнице я вышел во второй раз встретиться с ней уже трезвым, разумным, приличным и благообразным молодым человеком. Стали мы вспоминать, как познакомились. Ах, я так испугалась тогда! О, вы были прелестны в своем испуге! Мы недоумевали. Как подобное могло случиться? Толкнуть девушку на лестнице... Нет, с вином шутки плохи. Ее глаза говорили, что она верит в меня. Я не сойду с пути истинного.

Я исподволь внедрял в ее сознание опыт совместной жизни с человеком, не похожим на тех, кого знала она, беспокойным, неподатливым, немножко хмельным. На миг она заколебалась, ужаснулась, заподозрила, что моя жизнь, скрытая от ее глаз, еще хуже той, которую я позволяю ей изучать, но, уверенная в себе именно потому, что всегда поступала исключительно по родительской указке, она в конце концов с какой-то неясной уверенностью в будущем своем торжестве капитулировала предо мной. Рая закатывала бурные сцены, чаще всего из-за пустяков, из-за опрокинутой за обедом чашки, из-за Никиты, которого невзлюбила с первого взгляда, - еще бы, он ведь сразу схватил, что она за птичка, эта Рая, и дал ей понять, какого он о ней мнения, - а я бурно отвечал на ее агрессию, она изменяла мне, я изменял ей, и все это было в порядке вещей. Обычная семейная жизнь в век распада семейных отношений. Я понимал, что разойдусь с Раей, но мне и в голову не вступало по-настоящему сходиться с Валей, однако Валя говорила, что ждет ребенка, что если я человек чести, если я порядочный человек, если я не хочу скандала, не хочу, чтобы все узнала ее мама, а от ее мамы ее папа, а от ее папы люди, которые заинтересованы в искоренении всякого зла, всякого насилия над слабыми девушками, вступающими в большую жизнь, где старшие уже не могут контролировать каждый их шаг, если я... я сказал ей, что подобные слова уже где-то слышал. Она твердо верила в свою счастливую звезду. Все будет хорошо. С ней не случится ничего дурного. Еще я сказал, что готов исполнить свой долг, жениться, если мой долг именно в этом и состоит. А уж как ее отец пристроил меня к Худому, то прорезался у меня буйный аппетит к жизни - студенты, студентки, ученые, читающие какие-то книжки, гремящий трамвай, неудачник Никита, ждущий меня в погребке на главной улице, - я стал заинтересованным лицом. Худой поглядывал на меня пытливо. Он полагал, что я его ученик. Возможно, так оно и есть. И при таких-то обстоятельствах, в такой-то атмосфере дельности и добропорядочности это пальто, кремового цвета, красивое, плотно облегающее фигурку моей любовницы или кто там она мне, пальто, странным образом ко мне попавшее, и необходимость прятать его в шкафу - о, это либо комедия, водевиль с неизбежно счастливой развязкой, либо нечто предосудительное, даже, будем откровенны до конца, рискованное.

***

На следующее утро я проснулся рано, а было воскресенье, и жена, видя, что я никуда не тороплюсь, обрадовалась и говорит: почитаем книжку? Но я только делал вид, будто не тороплюсь. Я спокойно съел завтрак, полюбезничал со своей крошкой и потом ей сказал: дитя мое, я отлучусь ненадолго. Ну вот, а я думала, мы проведем воскресенье вместе, почитаем книжку, сходим в кино, в "Авроре" идет английский фильм, страшный, говорят, фильм сплошных ужасов. Не буду тебя обманывать, я никогда не обманываю слабых доверчивых девушек, мы не пойдем в кино. Почему? Да хотя бы потому, что никакого английского фильма в "Авроре" нет, это факт. Да какая разница, в другое место сходили бы, может быть, ты и не хотел обмануть меня, но ты обманул мои ожидания, Марина говорит... Марина жестоко тебя одурачила, насмотрелась глупых фильмов и морочит людей. Ну, в таком случае давай... Я вынес из комнаты сверток и молча показал ей, она смирилась. Я сурово спросил: надеюсь, теперь ты перестанешь утверждать, что наши отношения пронизаны ложью? Она в испуге: а разве я когда-нибудь утверждала это? Она в священном трепете: ты такой умный, трудолюбивый, добросовестный, я горжусь тобой! Покажи ножку. Она задирает юбку, показывает; я научил ее этому номеру. Теперь я могу удалиться в приятном расположении духа.

Я отложил в сторону сверток, прижался к ней, уткнулся лицом в ее согретый теплом тела свитер, и она нежно поцеловала меня в макушку.

- На улице холодно, Максюша.

- Я надену пальто.

- Я в этом не сомневаюсь. Я только хочу, чтобы ты надел еще и кальсоны.

Когда я уже готов к выходу, она неожиданно просит: объясни мне, пожалуйста, что хотел Никита сказать своим стихотворением.