Елифёрова Мария Витальевна
Клуб "Федра"
КЛУБ "ФЕДРА"
1.
- Одного не понимаю, Ковальский, - сказал инспектор Солгрейв, допивая пиво, - как вам удаётся раскрывать преступления? Глядя на вас, этого сложно ожидать...
- Именно потому мне это и удаётся, - усмехнулся его собеседник. - Моя внешность не вызывает подозрений.
- Ваша внешность вызывает тьму подозрений!
- Да, кроме одного-единственного - в том, что я частный детектив.
Тёмная личность этот польский эмигрант, в который раз за последнее время раздражённо подумал Солгрейв. Ещё и подписывается "Винни Ковальский" - насколько известно Солгрейву, имя "Винни" женское... А уж вид - словно сбежал из низкопробного ревю, забыв переодеться. В кресле напротив инспектора восседал довольно нескладный молодой человек, узкоплечий, с короткими ногами и широкими бёдрами, затянутый в белоснежный чесучовый костюм, слишком тесный для него; из-под костюма виднелись ярко-синий жилет и золотистый галстук, заколотый сверкающей булавкой. Лицо у него было вялое, скучающее, с огромными синими глазами, густо подведёнными по контуру, и крошечным носиком, по воспалённым крыльям которого можно было уверенно судить о том, что его обладатель, в отличие от Шерлока Холмса, не употреблял морфия путём инъекций, а попросту нюхал кокаин. Русые волосы были так плотно прилизаны на голове, что казались нарисованными; в углу толстогубого капризного рта торчал окурок сигары. Короче говоря, то ли начинающий жиголо, то ли законченный декадент. И лишь инспектор Солгрейв знал, как туго пришлось бы Скотланд-Ярду в прошлом году, если бы не этот странный человечек.
- Вы прямо как клуб "Федра", - заметил инспектор. - Что-то мне подсказывает, что им тоже удаётся избежать главного подозрения.
- Вы мне так и не объяснили, инспектор, что это за клуб "Федра", - Винни Ковальский закинул ногу на ногу и поболтал в воздухе носком лакированной туфли. - И почему вы считаете, что с ним дело нечисто?
- Я думал, вы в курсе, - удивился Согрейв. - Ну да, вы же в Англии недавно... "Федра" - это.. гм... нечто вроде клуба самоубийц.
- Как у Стивенсона? А кто состоит в этом клубе? - в васильковых глазах Ковальского зажглась искра интереса.
- В том-то и дело, что это очень престижный клуб. Туда не попасть человеку, имеющему менее ста тысяч годового дохода. Вы не хуже меня знаете, Ковальский, что эти богачи - ужасные снобы, им подавай самое исключительное.
- Ценз в сто тысяч ради права исключительно самоубиться? - поляк вынул изо рта сигару. - А вы знаете, инспектор, это, пожалуй, извращение.
- Ну-ну, - хмыкнул Солгрейв, бросив косой взгляд на Ковальского. Сыщик улыбнулся.
- Лично я не могу этого понять - разводить такую суету вокруг того, что беднякам достаётся совершенно задаром.
- Заделались социалистом, Ковальский? - поддразнил его инспектор. Поляк отмахнулся.
- Ах, боже упаси. Я всего лишь прагматик. Если я захочу повеситься, я сделаю это самостоятельно - с моей точки зрения, глупо вступать ради этого в элитарный клуб.
- Нувориши так не думают.
- Неужели находится так много желающих?
- Ещё как! Туда стремятся многие богатые англичане и даже приезжие, хотя я не слышал, чтобы в клуб приняли хоть одного иностранца. Отбор там суровый, но критерии его не слишком ясны.
- И что, все они совершают самоубийства? - живо спросил Ковальский.
- Нет, конечно. Но они дают письменное обязательство сделать это, и за четыре года существования клуба погибло уже пять его членов.
- Вы считаете, что их убивают? - хладнокровно поинтересовался частный детектив. Инспектор вздохнул.
- Считаем. Но у нас нет никаких доказательств.
- Оговорены ли сроки самоубийства в письменном обязательстве?
- Нет, в том-то и дело. Но пять смертей - это слишком много. Чрезмерно много. Численность клуба всегда составляет десять-одиннадцать человек.
- Значит, состав клуба обновился наполовину? - задумчиво произнёс Винни Ковальский. - В чём именно смысл письменного обязательства?
- Подписавший его обязуется принять яд на одном из заседаний клуба в любое удобное ему время, бросив его в чашку кофе.
- И всё? - недоверчиво переспросил Ковальский. - Деньги он клубу не завещает?
- Нет, здесь всё чисто, - покачал головой инспектор. - Напротив, клуб терпит убыток - ведь труп не платит членских взносов. Единственное, за что мы могли ухватиться - это оговоренный в соглашении способ самоубийства. Его, видите ли, непременно нужно осуществить с помощью цианистого калия.
- Ваши данные?
- Смерть первых четырёх жертв действительно наступила от отравления каким-то цианидом. Все характерные симптомы налицо. Члены клуба единодушно показали, что кофе разливали из общего кофейника. В итоге мы потребовали допуска констебля на заседания клуба. Как ни странно, председатель легко дал согласие. Констебль полгода посещал все заседания и пил кофе из того же кофейника. А потом у него на глазах умер Рональд Адамс, всего три месяца как зачисленный в клуб. Тоже от цианида. Констебль мог поручиться, что никто не бросал ничего в кофе Адамсу.
- А почему вы всё-таки считаете, что Адамс не сам лишил себя жизни? - полюбопытствовал Ковальский.
- Потому что он не был похож на самоубийцу, чёрт возьми. Этакий спортивный типчик, любитель яхт и мотогонок - при том, что ему было уже за пятьдесят.
- Не все самоубийцы похожи на самоубийц, - возразил частный детектив. - Вы читали рассказ Честертона "Три орудия убийства"?
- Всё равно я не верю, что Адамс сам бросил себе в чашку яд.
- Это ваша обязанность - никому не верить, - кивнул Ковальский. - Яд могли и не бросать в чашку.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, например, одна из чашек была смазана ядом заранее. Она не предназначалась специально для Адамса. Нечто вроде "русской рулетки".
- Развлечение пресыщенных богачей? - переспросил инспектор. - Что ж, вполне приемлемая версия. По крайней мере, она объясняет случайный характер последовательности смертей.
- В каком смысле случайный?
- Её закономерность невозможно определить. Кто-то умер после недели членства в клубе. Кто-то - через три года. Мы проверили все даты вступления в клуб. Адамс, как я уже сказал, погиб через три месяца. Наверное, всё так и есть: они договариваются о том, что на определённом заседании смажут одну из чашек ядом, и...
- Я не говорил, что я прав, - прервал Ковальский. - Ни к чему раньше времени цепляться за какую-либо версию. Тем более за такую, которая не объясняет самого главного.
- Чего же?
- "Федра", по вашим словам - клуб самоубийц, а не любителей риска. Зачем тогда каждому давать письменное обещание покончить с собой? Нестыковочка, инспектор.
- Н-да, действительно, - помрачнел Солгрейв. - Зачем?
- Кстати, где у них хранится яд?
- Нигде, в том-то и штука. Мы несколько раз обыскивали клуб, перевернули всё вверх дном. Ничего похожего на яд. Всё выглядит так, словно Адамс и другие несчастные приносили его с собой.
- Надо заняться этим вопросом, - проговорил Ковальский. - А что вам известно о председателе клуба?
- Только то, что Мэтьюрин Мэтьюз - не первый председатель. Первым был Дэниел Коули. Он отравился в позапрошлом году.
- Вот как? - Ковальский глубоко затянулся сигарой. - Что ж, остаётся только одно - попытаться проникнуть в этот клуб.
2.
Легенда была разработана достаточно быстро. Ковальский должен был назваться Огюстом Ланьером, корреспондентом "Фигаро" - удостоверение на это имя хранилось на всякий случай у одного из осведомителей Скотланд-Ярда, у которого его позаимствовал Солгрейв. Выдавать себя за англичанина Ковальскому, с его акцентом, было нечего и пытаться. Зато он идеально соответствовал тому неопределённому типу "иностранца вообще", который существует исключительно в сознании английских буржуа. С журналистским удостоверением в кармане, напудренный тщательнее обычного, Ковальский подошёл к дверям клуба "Федра" и постучал.