— Ну как ты? — Я протянула ей носовой платок, и она высморкалась.
— Да нет, все хорошо. Я считаю, все-таки это подлость со стороны Ханнеке… После всего, что произошло. Поэтому я и приехала сюда. Чтобы сказать ей все, что о ней думаю, когда она придет домой.
— Я тоже не понимаю. На нее как-то все сразу навалилось. Она много выпила, не выспалась… Мы все сейчас расстроены, мучаем себя вопросами, могли ли помочь Эверту, не виноваты ли косвенно в его смерти.
Бабетт выпрямилась и бросила на меня ошеломляюще яростный взгляд. Тушь потекла под ее карими глазами.
— Да ладно, Карен. Ты же знаешь, почему Ханнеке так себя ведет!
Меня испугало раздражение в ее голосе и ее предположение, что я все знаю о Ханнеке, и поэтому Бабетт сомневается в моей искренности.
— Нет, правда, я понятия не имею! Я не знаю, почему она рассердилась. Она считает, что мы лицемеры, как она говорит. Насколько я понимаю, тебя она к нам не причисляет. Я думаю, она считает, что мы мало встречались с Эвертом, когда у него была депрессия, что мы проявляем интерес друг к другу только тогда, когда дела идут хорошо. И тому подобное.
— Если уж кто-то и несет ответственность за то, что произошло, так это она сама.
Голос Бабетт сорвался, как будто горло ее внезапно сжалось.
— Что ты имеешь в виду?
Она взяла мою руку и стала перебирать пальцы. Из глаз у нее закапали черные от туши слезы.
— У Ханнеке был роман с Эвертом.
— Что ты говоришь!
— Уже полгода.
— А как ты узнала?
— Мне рассказала Анжела. Она видела их вместе. Они гуляли в дюнах, страстно обнявшись.
Друф положил тяжелую голову ей на колени и стал смотреть на нее. Бабетт погладила его шоколадную шерсть.
— Идти в обнимку еще не означает роман.
— Он сразу же признался, когда я приперла его к стенке.
— О Боже.
— Я не знаю, что она с ним сделала, но все беды начались с нее, это точно. Его болезнь еще больше усилилась из-за их романа, а когда он закончился, это его совсем сломило.
— Полиции это известно?
— Нет. Какой смысл? Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Тебе я сказала, потому что ты моя лучшая подруга. Анжеле я тогда наврала, что все выяснила, между ними ничего не было, что они просто по-дружески гуляли в дюнах. Иво тоже в курсе, мы с ним решили держать это в тайне. Это же такое унижение. Надо думать о детях.
— Мне кажется, тебе надо выпить, — сказала я, вскочив на ноги, сердце у меня дико билось. Я не имела ни малейшего понятия, как себя вести после этой истории. Меня очень задело, что Ханнеке мне не доверяла, и я была в шоке, что женщина, которую я считала своей лучшей подругой, оказалось, завела роман с мужем одной из нас. Человеком, который сейчас мертв. Вопрос, причастна ли Ханнеке каким-то образом к его смерти, я не осмеливалась задать ни Бабетт, ни даже себе самой, но он не выходил у меня из головы.
Иво вошел в кухню с совершенно разбитым видом. Щеки у него покраснели от холода, на кончике носа висела капля, которую он смахнул рукавом, как делают дети.
— Ее нигде нет, — задыхаясь, проговорил он.
— Может, позвонить в полицию?
Я налила три бокала шардонне и протянула один из них ему. Он заглянул в комнату и увидел, что там сидит Бабетт.
— Думаю, не надо. Да, она скоро заявится, пьяная в доску. Привет, Бабетт, а что ты не спишь?
— Да не могу я спать.
В этот момент зазвонил телефон. Иво побежал взять трубку. Я взглянула на часы в кухне. Было половина второго.
— Ханнеке?
— Где ты, черт возьми?
— Как ты там оказалась?
— Забрать тебя оттуда?
— Нет, я хочу, чтобы ты приехала домой…
— Боже мой, ну перестань ломаться!
— Нет-нет, я не могу. Дети спят.
— У тебя есть деньги?
— Хорошо, если тебе нужно…
— Ты тоже иди спать, хорошо? Пожалуйста, возьми в этой гостинице номер.
— Ты тоже. Подожди…
— В Амстердаме. Эта курица в Амстердаме, — пробормотал он. — Завтра позвонит. Говорит, что хочет побыть одна…
Бабетт подошла к нему, взяла в ладони его разгоряченную голову и поцеловала в лоб.
— Все будет хорошо, — прошептала она.