— Сожалею, но теперь я вас выслушать не могу, у меня срочное заседание, — он поднялся, чтобы идти.
— Но я коротко. Печка дымит. Сколько можно ждать? — едва владея собой, сказал гость.
— Зайдите завтра после обеда, в часы приема. Тогда посмотрим, — ответил Раштялис, не моргнув глазом, и вышел.
На другой день Попергалис спозаранку торчал в очереди. Его усы уже не были взъерошены, а обвисли, глаза метали молнии, а весь он казался налитым желчью.
— Ты что, черт побери, когда пришлешь людей? — загремел он. — Все комнаты прокоптились!
Но крик не поколебал Раштялиса. Управляющий весьма деликатно заметил:
— Вы, гражданин, невежливы. Вы кричите в государственном учреждении. Если не прекратите, я вызову милицию. К тому же, обращаясь к руководителю учреждения, следует говорить «вы», а не «ты». Вас я сегодня вообще не приму. Придите в другой раз, когда научитесь вести себя по-человечески.
— Ладно, я могу говорить «вы»! Мне на это наплевать! Вы — бюрократ! Вы... — орал посетитель, но тут же забылся и перешел на «ты». — Ты — бумажная душа! Я на тебя жалобу подам!
— Пожалуйста. На это вы имеете право, — мягко одобрил Раштялис.
«Закоренелый подлец!» — выходя, прорычал себе под нос Попергалис.
Утром он пришел снова. На сей раз спокойный, мирно настроенный.
— Я уже который день жду... Когда же ты... то есть вы приступите к очистке дымохода?
— Напишите заявление, письменно изложите суть дела и занесите в четверг, в часы приема, — пояснил управляющий домами.
— Но ведь теперь дымит! — снова вскипел клиент. — Разве нельзя побыстрее?
— Не топите — и не будет дымить. А ускорить ход дела мы не в состоянии. — Раштялис был до предела тактичен.
В четверг Попергалис принес заявление и молча положил его на стол управляющего. Теперь Раштялис обратился ко мне:
— Проверьте, уплатил ли гражданин Попергалис за квартиру?
Выяснилось, что за один месяц не было уплачено.
— Так вот, — отклонил заявление Раштялис, — когда уплатите, тогда и обращайтесь.
Попергалису пришлось подчиниться. Через два дня он снова показался в домоуправлении. Раштялис молча взял заявление, подшил его в папку, написал порядковый номер и предупредил:
— Запомните порядковый номер: вы тридцать первый. Через неделю будет заседание — рассмотрим.
— А может, как-нибудь... — безнадежно застонал бывший управляющий домами. — Ведь дымит...
— Понимаю вас, гражданин, сочувствую. Как только обсудим заявление, немедленно примем меры, — своей беспредельной вежливостью Раштялис ошеломил Попергалиса.
Через неделю, простояв час в очереди, Попергалис несмело проскользнул к управляющему домами. Как щетина торчали во все стороны его усы, и весь он казался каким-то почерневшим, будто покрытым сажей. Раштялис принял его любезно.
— К сожалению, — сказал он, — ваше заявление мы не смогли обсудить, так как нет заявления домового комитета, свидетельствующего о том, что печка у вас действительно дымит. Представьте этот документ, и мы рассмотрим ваше заявление в первую очередь.
— А почему сразу не сказали? Давно бы принес...
— Видите ли, это выяснилось только в ходе заседания. Тут уж ничего не поделаешь.
Попергалис понемногу стал убеждаться, что домоуправление — не простое учреждение, которое озабочено делами жителей. Это учреждение правит. И не только домами, но и людьми. Это сложный, путаный аппарат, перед механизмом которого следует склонить голову. А управляющий домами — это крепость, которую дано взять не каждому. И как он, Попергалис, прежде работал управляющим, а этого не заметил!
Ровно через месяц подошла очередь Попергалиса. Пришел в домоуправление и сам Попергалис. Черный, закопченный до блеска.
— Какой у вас порядковый номер? — скучая, спросил Раштялис. — Тридцать первый? Так... Рассматривали. Отклонено. И правильно. Работы мелкого объема мы не выполняем. Слишком мизерный объект. Об одном я хочу спросить вас, гражданин Попергалис: где вы были, когда мы передавали дом под надзор жителей? Пассивны вы, гражданин Попергалис, не посещаете собраний, а потом своими заявлениями отрываете дорогое время у других. Как бы не пришлось аннулировать квартирный договор...
Я видел, как у гостя внезапно подкосились ноги, и мне показалось, что выходил он, став ростом меньше, чем был на самом деле. Даже шея как будто стала тоньше.
Не понимая, почему Раштялис, вообще-то сговорчивый человек, обращался с Попергалисом так сурово, я сказал:
— Это жестоко! Так можно человека с ума свести!
— Это нормально, — спокойно ответил Раштялис. — Бюрократам так и надо. Мне было хуже: мою квартиру дождь заливал, а он три месяца гонял меня с заявлением. Я нынче только частично повторил процедуру, которую он когда-то применял к другим. Теперь мы — квиты!