В конце концов незачем стеснять и сдерживать себя: если ты однажды встретил лицо, выдающееся во всех отношениях, особливо при мундире — почему не сделать ему и себе приятное? Тем более, что то лицо само жаждет уважения и любви, и любой жест покорности услаждает ему жизнь.
Такой услады как раз и вожделел заведующий свечной мастерской Куягальвис, под началом которого трудился Уодегинис, в свое время давший тягу из колхоза. Этот начальник так выдрессировал своих подчиненных, что стоило ему лишь усмехнуться — и все уже хохотали, только надуть губу — и все внезапно скисали.
— Люблю дисциплину, — подчеркивал Куягальвис. — Где нет послушания, там как в гнилом болоте.
Лучше других суть этой дисциплины усвоил Уодегинис. Чертовски уж хорошо угадывал он настроение и желания начальника. Другим, гляди, и невдомек, что, скажем, Куягальвис курить хочет, а Уодегинис и сигарету уже подсовывает, и зажигалкой щелкает. Или еще: некоторые работники еще в сомнении и только строят догадки, не с похмелья ли сегодня начальник или просто так опух и загрустил, а Уодегинис, бочком прокравшись в кабинет, уже нес кусок колбасы и поллитра за горлышко придерживал.
— Люблю дисциплину! — весело громыхал Куягальвис, пропустив «служебную». — Есть у тебя голова на плечах. Ты, Уодегинис, мог бы и министром быть.
— Мне бы лучше кладовщиком, товарищ заведующий. С этим бы я справился... — извивался Уодегинис.
— Люблю скромность. Скромность украшает работника, — сказал Куягальвис и вскоре определил Уодегиниса на склад.
Карманы его поистине были похожи на кладовую — при надобности он в них обнаруживал необходимейшие вещи: не только пол-литровку, ваксу для обуви, одеколон, щетки, галстук, карты и пр., но даже пудру, вату, капроновые чулки и губную помаду. Кое-кто подозревал даже, что Уодегинис, нарезав тонкой бумаги, носит ее с собой и в необходимый момент сует начальнику в руку. Это все было как бы боевым снаряжением Уодегиниса — ведь не знает человек, с какой высокой особой доведется иной раз столкнуться. Если эта почтенная особа окажется женщиной, то с одной пол-литровкой или сигаретой не всегда и подольстишься. Быть может, она как раз в этот момент позабыла пудру или помаду, а может быть, у нее чулок порвался. Извольте — Уодегинис тотчас дело поправит. Правла или нет, неведомо, но рабочие рассказывали, будто однажды он некоей женщине-ревизору даже юбку подарил.
Однако дела повернулись так, что неожиданно освободили от должности Куягальвиса. Уволили за недисциплинированность и халатность! Человека, для которого дисциплина была превыше всего. По мнению знатоков, Куягальвис все равно не мог оставаться в кресле заведующего, так как лишился селалища — кто-то тайком слизал его...
Про увольнение Куягальвиса первым пронюхал Уодегинис: поприветствовал как-то заведующего и, к удивлению своему, никакого удовольствия, никакого трепета души более не почувствовал. А Куягальвис, напротив, из-за того чуть ли не растрогался и, указав пальцем на Уодегиниса, заявил:
— Вот — коллектив меня уважает! Люблю коллектив!
Отныне всю гибкость позвоночника, нежнейшие чувства, словом, весь накопленный опыт Уодегинис направил на нового заведующего Шлегиса.
«Обработал того, приручу и этого!» — словно было написано на его лбу.
— Добрый день, товарищ заведующий! Чудная погода, не правда ли? Быть может, закурим? — осторожно начал Уодегинис, показав все зубы в широкой улыбке.
— Спасибо, я не курю. Погода действительно хорошая — было бы грешно такой воздух портить.
Никогда не куривший Уодегинис охотно одобрил:
— Правильно делаете, товарищ заведующий, что не курите. Курить, товарищ заведующий, вредно.
— А зачем сам куришь? — спросил Шлегис.
— Слабость, товарищ заведующий, слабость. Слабоволие.
— Слабовольные и работают плохо, — неожиданно кольнул заведующий.
— Но я могу и не курить. С этого дня бросаю, товарищ заведующий, — чуть-чуть испугавшись, спохватился Уодегинис и про себя подумал: «Скользкий, гад! Такого голыми руками не возьмешь».
Однако в отчаяние Уодегинис не впал — большую роль играла закалка, приобретенная им во времена хозяйничанья Куягальвиса. Ведь тот заведующий иной раз так гонял подчиненного, что тот с ног падал. Глянь, наберешь мух и червяков, а Куягальвис в тот день о рыбалке и слышать не хочет — подавай ему выпить. Принесешь коньяк — нет, нехорошо, сегодня он пьет только белую. Купишь билеты в цирк — опять не угодил: веди его сегодня вечером амурничать и т. д. И все же Уодегинис чаще всего попадал в точку, и Куягальвис оставался доволен.