Призадумался писарь, пальцы в локоны запустил. И дотоле мял свой хохол, покуда не нащупал запрятанный глубоко под волосами ковшик, т. е. голову, размером в уполовник. И вовсе не в локонах, как ошибочно думают многие, а именно в голове его вызрела идея: нужен огонь, нужно зажечь коллектив!
Воротился Реклис в контору, смотрит — ну и порядочек! Сидят пустоголовые за столами спокойно, шуршат бумагами, как мыши, безмолвно, смирно, красиво. Никакой жизни, никакого творческого огонька... У одного работника прямо на глазах борода отрастает, а у другого на лысине муха, потирая лапку лапкою, зимовать собирается... «Кладбище, могила!..» — подумал писарь и никак не мог взять в толк, каким образом под его личным руководством и при наличии соревнования можно было до такого положения докатиться. И вот, долго не мешкая, созвал он конторщиков на совещание и объявил штурм:
— Киснем, друзья! Огня, воодушевления нам недостает! Любви к работе! Знаете ведь, что мы соревнуемся... Если так дальше пойдет — свалит нас «Смачная колбаса»! Прошу высказываться, вносить предложения по улучшению работы.
Наступила такая тишина, что стало слышно, как работники моргают глазами и ушами шевелят. На лицах всех застыла озабоченность неизмеримой глубины, а лбы нахмурились так, что брови с прическами слились.
Начальник, он же главный писарь, ждал...
— Нам бы помещение попросторней. Тесно... — наконец-то осмелился один.
— Действительно, задохнуться можно, — добавил другой.
Глаза начальника засветились радостью: значит, люди не спят.
— Вот-вот! — произнес он. — Почин сделан. Кто следующий?..
— Нужен вентилятор, — вмешался третий.
— Не вентилятор, а печка! — горячо возразил голос из красного угла. — Руки коченеют, работать невозможно!..
— Главное — шкаф для бумаг!
— А я, как вы хотите, без настольной лампы работать не буду! Я не кошка, впотьмах не вижу!..
— Запретить курение — вот что!
При виде такой активности работников в душе начальника тени разочарования понемногу рассеивались. Предложения он отмечал на листе бумаги.
— Видите, видите, сколько энергии у людей! Нужно только ее высвободить и повернуть в нужном направлении, — радовался Реклис. — Продолжаем. Кто еще хочет выступить?
Предложения посыпались как из мешка: одни в целях экономии рабочего времени требовали построить многоместную уборную, другие — купить кошку для охраны бумаг, третьи просили для возбуждения ума установить бильярд, четвертые хотели уйти в отпуск и пр.
Но пуще, нежели обычно, взволновало всех выступление Девиндарбиса, в котором он самокритично обрисовал истинное положение дел.
— Братцы, плесневеем! — сокрушался он. — Тлеем! Правильно говорит товарищ Реклис: не отдаем мы всех своих сил на осуществление плана, крадем народный хлеб, не вносим своего вклада... Мы обязаны сдвинуть дело с места, шагать с огромным патриотическим подъемом к еще более полному расцвету и опрокинуть «Смачную колбасу»...
На этот раз патриотическая волна захлестнула прежде всего сердце заведующей отделом Телефоните, и глаза ее увлажнились. Дрожащим голосом она произнесла одобрительное ответное слово и расплакалась. Еле-еле сдерживал слезу и писарь Реклис — к его горлу приметно поднимался комок. С теми же благородными чувствами бились сердца и других, энергия и решимость горели на лицах. Много еще огня было выплеснуто на собрании в этот раз — им бы и гранит был расплавлен. Даже муха, готовая дождаться весны на макушке упомянутого конторщика, ожила и, жужжа, описывала круги над этим половодьем энергии. А Реклис все спрашивал: «Кто еще хочет?» — и сердце его рвалось из груди.
В это-то время и раздался роковой голос:
— Я полагаю, нам нужно приступить к работе — ведь заседаем уже четвертый час, — произнес какой-то скептик, ненароком нанося удар по всему ходу дискуссии.
Бурлящая аудитория на миг перестала кипеть и вонзила пронзительные взгляды в подавшего реплику.
— Он сеет пессимистические настроения! Как можно говорить такое! — воскликнул Девиндарбис.
Его поддержал Реклис:
— В самом деле, товарищи, тут что-то неладно... Нельзя так как-то... нам нужно выяснить, наметить вехи... Мы не позволим мешать дискуссии. Я не знаю, но мне кажется, товарищи, надо как-то расшевелиться...
— Девиндарбис уже давно шевелится: полдня в столовой, другую половину — в сортире, — заметил скептик.
— Клевета! Это он сам там просиживает — из-за него надо в очереди стоять, товарищ писарь! — бросился к столу Реклиса Девиндарбис.