Клуб космонавтики
ЧАСТЬ 1 На краю Москвы Глава 1 Вечер
1
Папа часто упрекает меня в том, что я слишком много читаю, да еще и почти одну фантастику. Нет, он совсем не против чтения. Читать надо. В конце концов, он закончил институт, работает инженером и подумывает о диссертации. Образованный человек, хотя говорить так о себе некрасиво. Но фантастическая литература… — тут отец обычно морщится и разводит руками, — ни к чему хорошему увлечение ей не приведет, тем более в столь юном возрасте. Есть, конечно, в СССР замечательные писатели-фантасты. И старые — Беляев, Ефремов, Обручев, Казанцев, и молодые, имен, правда, назвать не могу. Но что делает фантастика! — с этими словами он всегда выразительно поднимает палец, — она уводит людей в мир иллюзий, отвлекает от насущных проблем, с которыми сталкиваешься каждый день. Она не даст правильного совета и отправит на обочину жизни. Туда, где низкая зарплата и отсутствует уважение соседей. От лишнего чтения становишься не то взрослее, не то наоборот, остаешься вечным ребенком. Наш мир отличается от книжного. Реальность не похожа на сказку.
Произнеся это, он смотрит на меня серьезным взглядом. А я опускаю глаза и не знаю, что ему ответить. Не хочу ни спорить, ни соглашаться. Скоро папа понимает, что и сейчас толку от нотаций не будет, разочарованно пожимает плечами и уходит на кухню к своим чертежам.
2
Я буду рассказывать себе все, что происходит. Как другому человеку. Внутри каждого живет маленькое далекое "я", с которым хочется чем-то поделиться. Тем, что ты можешь сказать только себе.
С собой разрешается быть непоследовательным, нелогичным, о чем-то забыть, а затем ни к месту вспомнить, что-то оставить на потом, а чему-то уделить слишком много внимания, и никто тебя за это не обвинит.
Это игра. Игра по своим правилам. Игра в рассказ. Или в целую книгу.
Которую, может, все-таки прочитаешь не только ты.
3
Мой дед однажды сказал, что есть два одиночества. Первое — когда ты потерпел кораблекрушение, выплыл на берег необитаемого острова и прячешься у костра от наступившей ночи, а второе среди людей, которые тебя не понимают. Какое из них хуже, неясно.
Но дед не боялся никакого одиночества. Он вообще ничего не боялся.
Хотя вру, он боялся за меня.
4
Я умный! Обо мне все так говорят. Для моих двенадцати лет — умный очень. Даже, наверное, вундеркинд. Так меня часто называют. Но я очень умный, только когда размышляю о чем-нибудь далеком. А в остальных случаях я просто умный, без "очень". Учусь неплохо, хотя и не на одни пятерки. Некоторые мои одноклассники книг не читают, зато лучше учатся. Но мне на уроках скучно. Зубрить я не могу, а половина учебы именно зубрежка.
Взять, например, тот же русский язык. Я правила не запоминаю, но пишу без ошибок. Однако учительница заявляет, что писать правильно, не зная правил, неправильно.
И еще говорит, что я "не от мира сего". Возможно, так и есть. Много думаю и читаю. Не должны люди этого делать. Сей мир, получается, для тех, кто не думает и не читает.
Ну и ладно. Плакать я не собираюсь. Быть посторонним даже интересно.
5
…Я, Глеб и Артем сидели на детской площадке во дворе моего дома. Солнце скрылось, наступал вечер, темнело быстро и незаметно. Мы были одни. Кроме нас на улице — никого. Ни одного прохожего. Все уже вернулись в свои квартиры и зажгли в окнах свет.
Нам по двенадцать лет и мы закончили шестой класс. Завтра последний звонок, а послезавтра мы поедем в пионерлагерь. В другой, не в тот, в который ездили в прошлом и позапрошлом году.
Моя мама сказала, что мы друзья "не разлей вода". Раньше я не понимал, что это значит. Давно, когда был маленький, то есть шесть лет назад. Зачем кого-то разливать водой? Потом выяснилось, что никто лить ее не хочет, просто такое "метафорическое выражение". Я прочитал об этом в книге для старшеклассников. Она оказалась ни капельки не сложной.
Сегодня весь день мне было грустно. С чего — не знаю. Школа закончилась, три месяца не надо будет вставать в семь утра, решать задачи, писать диктанты, учить дурацкие стихи… а все равно непонятная грусть.
Летом вечер приходит поздно. Днем кажется, что он никогда не настанет, но в девять начинает темнеть и спустя пару часов из-за леса появляется ночь.
Лес тут близко, полкилометра до него. Рукой подать. Мы на физкультуре в третьем классе пятьсот метров бегали на время и даже не запыхивались. Круг по стадиону — разве много? Когда после школы в футбол играем, сто таких кругов за час одолевать приходится!
Короче говоря, одна минута — и ты в сосновом лесу. Деревья растут не густо и не слишком высокие, но и так здорово. Птицы летают, иногда белок можно увидеть. Настоящий лес, ну или почти настоящий, потому что лес рядом с высокими домами поневоле кажется парком. Однако на самом деле он тянется на много километров. Далеко, до бесконечности. Заблудиться — как нечего делать. Лес окружает нас с трех сторон, а с четвертой, если смотреть вдоль дороги — Москва. До нее уже так просто не добежишь. На автобусе путь полчаса занимает.
Вообще-то наш район — как бы тоже Москва. Так в документах написано. Дома построили несколько лет назад для тех, кто работает на заводе. Район маленький, серые девятиэтажки по пальцам пересчитаешь, а завод большой, широкую поляну среди леса прорубили, чтобы выросли вместо деревьев квадратные корпуса из стекла и бетона. "Завод движущихся конструкций и материалов имени В.И. Ленина", или, как все его называют — "завод живых памятников". Перед проходной этот самый Ленин в виде памятника себе стоит и улыбается, машет рукой, когда кто-то идет мимо.
Далекую настоящую Москву можно рассмотреть только из окна или с крыши. А со двора сейчас в той стороне мы видим лишь вечернее небо, и в нем, как рыбки в аквариуме, плавают дирижабли со звездами на боках, стреляют в облака серебристыми молниями, чтобы дождь столицу миновал или прошел там, где нужно. По телевизору прогноз погоды так и передают: завтра с десяти до одиннадцати ожидаются небольшие осадки между домами номер пять и двадцать семь такой-то улицы. И, как правило, диктор не ошибается. К перекрестку в указанное время подойдешь, вытянешь руку, и она под дождем окажется.
Во время олимпиады в тысяча девятьсот восьмидесятом году дирижабли особенно старались. Десятки, а то и сотни висели в воздухе. Обычные, с электрическими пушками, и совсем огромные, они облака какими-то пылесосами собирали. Мне это даже интереснее олимпиады показалось. Как можно сравнивать какие-нибудь прыжки в длину с гирляндами светящихся дирижаблей в небе? Каждый из которых размером со стадион, а те, что с "пылесосами", вдвое больше?
Эх, как время бежит. Уже четыре года прошло!
А над нашим районом дирижабли не летают, поэтому дождь идет, когда захочет. Не мы захотим, а он. Прогнозы погоды на нас слабо влияют. И так гораздо лучше! Дождь по расписанию — скукотища. Искусственный и фальшивый. Будто с небес кто-то нехотя из лейки землю поливает.
На крышах домов у нас лозунги. Обыкновенные, советские. Вечером их электрически зажигают, и они горят в окна красным пламенем. На доме Глеба светятся слова "Скоро коммунизм", а на моем — "Сделаем сказку былью". Фонари на улицах не ахти, бледные или вообще потухшие, поэтому лозунги взяли на себя их работу — освещать район. Справляются вполне! Свет, правда, получается мрачно-красный, но все давно привыкли. Вот и сейчас буквы одна за одной потихоньку разгораются, еще минута, и двор будет залит кровавыми отблесками.
Мы уже собирались уходить, время — за десять, того и гляди, мама в окно высунется и закричит "а ну домой, или завтра в школу не собираетесь", но услышали, что сзади к нам кто-то подкрался.
Оглянулись и поняли, что бояться нечего. Или почти нечего. Забыли мы, что сидим на детской площадке. Она для маленьких, таких, кто и в первый класс пойдет нескоро, и чтоб дети не скучали, кроме горок и качелей строители еще сказочных персонажей понаставили. Собачек, кошечек, крокодила Гену, Чебурашку… вот Чебурашка к нам и подошел.