— Пусть дядя Сережа отдохнет, и Михаил Егорович успокоится. Может, он и чудит из-за того, что поболтать не с кем, — сказал Артем.
Похоже, он прав. Что сделано — то сделано. А плохие стороны отыщутся в чем угодно.
Глава 6 Друзья
1
Артем, конечно, артист. Умеет говорить любую ерунду на полном серьезе, не меняясь в лице. Без тени сомнений. Это у него от природы. Папа его такой же. Не зря они похожи как две капли воды.
Иногда мы развлекались:
— Артем, небо сейчас голубое?
Оно действительно голубое, солнце вовсю, ни ветра, ни облаков.
— Да, голубое, — отвечает Артем.
— Или тучи собрались?
— Жуткие тучи! Небо черное! Скоро гроза! Пойдемте быстрее, а то промокнем до нитки!
Говорит он все это с испугом, ежась от якобы налетевшего шквала. И сомневаться начинаешь — может, не такое уж небо и голубое? А если голову поднять, оно и впрямь на секунду черным покажется.
Однажды я попросил его убедить меня, что дважды два — пять. Было интересно узнать, что я почувствую.
И узнал.
— Дважды два — пять, это сложно, что ли? А сколько по-твоему, шесть? Ты что, маленький? Все говорят — пять! Думаешь, они тебе плохого желают?
И в лицо заглядывает, вне себя от возмущения, разозленный тем, что приходится объяснять такие простые вещи.
Мне стало страшно. Убедителен он, просто кошмар. Мысли мелькать начинают — а вдруг и правда "дважды два — четыре" — всего лишь игра? Такая же, как "дважды два — пять"?
Как легко заставить человека если не поверить во что-нибудь, то засомневаться в противоположном, а там уже недалеко и до веры.
Я, значит, философ, раз думаю о таком. Только рассказывать свои мысли нельзя. В школе будут смеяться, а дома — грустно вздыхать.
Для Артема умение притворяться — что-то само собой разумеющееся. Попробовал как-то — и получилось. Не вышло бы — не беда, в жизни и без этого полно веселья.
Например, однажды благодаря Артему учителя целый день ходили пьяные. С утра выпили и пошли вести уроки.
Как это? А вот так.
Дело было осенью. Кто-то нечаянно оставил вечером дверь в учительскую открытой и ушел. А в учительской стоял гигантский шкаф, куда куртки и плащи вешали. Первоклашки раздевались у себя в классе, кто постарше — в подвальном гардеробе, а учителя — в учительской. Ну и вот, учительская осталась беззащитной, а Артем, не знаю, почему, задержался после уроков, увидел, что замок не заперт, притащил манекен (школьное "наглядное пособие"), одел его в халат, на голову ему нацепил шляпу, на ноги — ботинки (в шкафу лежало много всего), связал веревку в петлю и подвесил этот манекен за шею на крючок. Откроешь шкафную дверь — и перед тобой будто человек повешенный.
Учителя у нас частенько поутру на улице собираются, болтают о чем-то, смеются, а потом заходят все вместе. В школе не одни тетеньки и бабушки существуют, но и молоденькие девчонки, только с института, издали от старшеклассниц не отличить. Мужчин мало, да и они… как бы это сказать… в общем, на космонавтов, летчиков, штангистов и прочих моряков не похожи. Не все, но почти все. А те, которые не все, со временем меняются и становятся всеми.
…Ввалились, значит, учителя на следующий день гурьбой в кабинет. Улыбались, смеялись, предвкушали, как будут сегодня детям двойки ставить, а потом полезли в шкаф и заголосили со страшного перепуга.
На шум коротенькими ножками примчался Авангард Аполлонович. Что случилось, спросил, а учителя в истерике объяснить не могут, жмутся к дальней стене и со слезами на шкаф показывают, откуда нога повешенного высовывается.
Авангард Аполлонович нахмурился, по-боксерски размялся, сделал по воздуху несколько хуков-апперкотов, снял часы и нырнул в шкаф, закрыв за собою дверь. Пропал надолго, учителя подумали, что все, теперь назначат нового директора, будем надеяться, что хорошего, хотя они дефицит, но тут наружу выбрался старый и сердито объявил:
— Это манекен.
Затем вытащил его из шкафа и бросил к ногам, как античный герой тушу поверженного чудовища.
Но истерика у учителей, невзирая на отсутствие мертвеца, проходить не спешила. Сидели они полулежа, дышали, как рыбы на берегу, за сердца держались и всхлипывали. Смотрел на это Авангард Аполлонович, смотрел-смотрел, посуровел окончательно и принес из своего кабинета огромную бутылку конька.
После чего издал устный приказ — выпить для снятия стресса, поднятия боевого духа и создания рабочей обстановки. Других надежных способов под рукой нет, учить детей надо, а пьяный преподаватель лучше, чем никакой.
Спорить с Авангардом Аполлоновичем не решился никто. Рискованное это дело, почти такое же, как лезть в шкаф, где обитает повешенный. Выпили, и не по чуть-чуть, ведь испуг сильный и коньяк отличный, после чего пошли в классы.
Нам очень понравилось! Уроки проходили легко, весело, дружелюбно. Ни одной плохой оценки! Почаще б так. И не упал никто из учителей, хотя попытки были, спотыкались частенько, особенно у доски.
Артем остался безнаказанным. Подозревали его, конечно (больше такое сотворить некому), но доказать — не доказали. Артем все отрицал, делал непонимающее лицо, а делать разные лица он умеет. Но среди тех, кто знал правду, долго ходил в героях.
2
Однако неверно будет говорить, что Артем только хулиганит и не учится. Не только это.
Он смелый и добрый. За Глеба всегда заступается. Выглядит это немного смешно, ведь тот его гораздо выше и толще. Но постоять за себя Глеб не умеет.
Во время урока физкультуры его одиночество особенно заметно. На спортплощадке девчонки своей толпой, мальчишки — своей… и Глеб своей, состоящей из одного человека — его самого, если мы с Артемом не рядом. Сидит на лавочке и думает о чем-то. В футбол у него тоже не слишком выходит. Не то, чтобы Глеб неуклюжий… хотя да, малость неуклюжий. Бегает небыстро, хотя и выносливо.
Его всегда на ворота ставят, и он старается изо всех сил. Очень переживает, если гол пропустит — подвел, получается, команду. А не пропустить невозможно, таков футбол. Поле у нас заасфальтировано, и хотел бы я, чтоб тот, кто это придумал, на нем разок споткнулся, ведь упав, коленку сдерешь обязательно. Оттого никто из вратарей за мячом не прыгает. Никто, кроме Глеба. Иногда даже страшно за него. Он учится не в моем классе, но на физкультуре мы нередко вместе, и я все вижу.
Прыгает он за мячом, но другие и без прыганья половчее будут, спасают ворота чаще, поэтому Глебом его команда бывает недовольна.
Однажды Артем увидел, как Глебу за пропущенный гол кто-то стукнул по лбу. Несильно, ладошкой. Раззява, мол. Артем тут же подбежал, схватил паренька за майку, развернул к себе. Тот глаза раскрыл, это кто еще такой, мелкий и наглый, хотел и Артему заехать, да не успел — Артем его швырнул через бедро, как чемпион по самбо. А затем и его приятеля, кинувшегося на выручку. Только ноги к небесам взлетели. Борьбой Артемка никогда не занимался, а прием выучил, посмотрев соревнования по телевизору.
Потом Артема вызывали за драку к директору. Авангард Аполлонович при учителях изобразил сердитое лицо, а когда они вышли, тихо сказал, что Артем поступил правильно, но лучше так не делать.
3
Глеб рос без отца. И сейчас растет без него. Был ли отец когда-то, куда пропал — нам с Артемом неизвестно. Глеб на эту тему не любит распространяться. Может, и сам толком не знает. Рассказала ему мама, наверное, какую-нибудь красивую историю, но Глеб догадывается, что не все там правда.
Его маму зовут Антониной. Как актрису из фильма "Москва слезам не верит". Они, кстати, похожи. Иногда кажется, что немного, а иногда, что очень. Институт тетя Тоня, в отличии от моей мамы или мамы Артема, не заканчивала и работает на заводе в головном цеху. Лепит головы вождям.
Тяжелая работа. Идет конвейер голов от заправленного гипсом автомата, движется для стыковки с туловищами, но разве сравнится скульптурный механизм с человеческими руками? Вмятины, искривления и прочие мордонедоработки постоянны, а вождь с кривохитрой улыбкой — не вождь. Вожди улыбаются ласково и счастливо, одаряют людей светлыми взглядами, а не напоминают фотки из учебников психиатрии. Поэтому тетя Тоня вместе с другими рабочими исправляет физиономии руководителей советского государства, пока те не спеша ползут мимо нее на резиновой ленте-транспортере.