Семеляку хоть бы хны, смеется, чешет искусно выстриженный затылок и скрывается в арке. Везет ему.
На театральной кассе у арки – наша афиша. Настоящий московский ансамбль «Мегаполис». Сегодня в «Икре».
Звоню Олегу Нестерову.
Он, в отличие от Юли, кричать не будет. Голос на моей памяти он повышал один раз – когда я работал у него на лейбле «Снегири» и мы записывали изнуряющую череду новогодних видеопоздравлений, призванных поднять продажи в провинции. «Привет, Рязань, я Олег Нестеров, от всего сердца…» «Привет, Казань, я Олег Нестеров, от всего сердца…» И так по количеству местных телекомпаний от Москвы до самых до окраин. Часа на три у елочки.
Не радио – слово к слову не смонтируешь.
Елочка для съемки у нас почему-то была оккупирована в кинотеатре «Прага», Нестеров был после воспаления легких, я опаздывал, как обычно. На входе меня встретил не на шутку злой руководитель, с красным носом, кашляющий. Влетело по делу, и поздравление воронежам мы после этого отсняли борзое и злое. Проклятие опознаваемых физиономий: зайти в кинотеатр «Прага» и просто так подождать команду – невозможно. Ужасно чувствовать себя двухголовым теленком.
Однажды в городе были пробки; мы с «Мегаполисом» пытались успеть на концерт на метро, и одного раза хватило – профиль Нестерова заставил повернуться к нему в набитом вагоне каждую голову, от «Динамо» до «Новокузнецкой» включительно.
Как-то я уговорил его прочесть на журфаке лекцию. Нестеров рассказывал о промо – о том, как, не платя ни цента (цента нет), заставить журналиста написать о музыке не очень громкой и телевидению чуждой. «Гуляете вы с бокалом, – длинный Нестеров мерил аудиторию шагами, сжимая воображаемый бокал, – по банкетному залу. Фуршет. Триста лет КГБ. Навстречу вам Константин Эрнст. И он вам: "Как дела?" А вы ему: "Ужас!" Вот тогда он не сможет не остановиться и не спросить: "Что случилось?" Тут-то вы ему про своего нового артиста мантру и прочтете».
«Ужас!» у Олега получается с детской, восхищенной, без пяти минут радостной интонацией.
Я бегу по той Тверской, где у Олега в старом клипе «Мегаполиса» по-прежнему стоят деревья и нет ни одного рекламного щита, по городу, где на его сергейникитинское объявление «бесплатный концерт для женихов и невест» откликнулась сотня жутковатых свежепоженившихся пацанов и телочек, где он умудряется любить Перово и вести машину по забитой Масловке интеллигентно, как на любимой Унтер-ден-Линден. Его Москва не во времени, она в параллельном изменении, в нем самом и – бумерангом – чуть-чуть во мне.
Дозваниваюсь у магазина «Подарки». Который Zara.
Олег, в отличие от Юли, понимает, что без кассовых аппаратов открываться нельзя.
– Ну раз такое дело, – роняет с досадой.
Его пиарщики работали на рекламу этого концерта – месяц. Концерт «Мегаполис» играет раз в сезон. Очень кстати. Договариваемся перенести на неделю. Чувствую себя последней заразой.
У Исторического музея набираю офисный номер Universal. Им уже позвонили, и они срочно везут в клуб для Линды новый рояль. Старый сгорел не полностью, если восстановлению подлежит, то тысяч в пять-семь долларов компенсации уложимся. И за фуршет, который уже накрывают, платить, разумеется, в этой ситуации компания не может.
Ну, греческий муж вам в помощь.
Только-только начали зарабатывать. Подумали, что начали.
Пожарная безопасность – что, тоже на мне?
***Стены в офисе серого цвета, от офисного компьютера разит гарью. Бумаги целы, обуглены по краям.
Неделю сидим-трудимся втроем в комнатке без окон под лестницей – пока вернувшиеся таджикские норманфостеры колдуют в сгоревших стенах. Приближение майских праздников делает народ беспечным, а журналиста доверчивым. Пресс-атташе Олейников сделал десяток опровергающих заявлений: не было никакого пожара, на кухне пригорело. Брат-журналист и успокоился.
Юля перезвонила и извинилась, я извинился перед ней; на перенесенном «Мегаполисе» было от силы человек сто зрителей, Олег расстроился, но виду не подал; Линда сделала вид, что жуткого запаха гари не чувствует, и «спасибо» сказала, уходя, каждому официанту. За сгоревший рояль платить – упираемся. Пустяки, дело житейское.