В трудовой решаем записать «арт-директор». Клуб будет Лучшим Музыкальным. Иначе зачем он нужен. И пятьсот долларов еще прибавить. Для моральной компенсации за отсутствие на новом месте балкона над «Пушкиным».
– А это ничего, что так? – показывает Игорь на приоткрытую дверь, ведущую к секретарям.
– На этом этаже, думаю, ничего, – серьезно отвечаю я.
Секретари стукнут наверх через пять минут. Мне наплевать. Я распечатываю пачку новых визиток, снимаю защитный оттиск и ковыряю визиткой в зубах.
***Бред, безумие, маразм.
Армия курьеров, ассистентов, IT, автоответчик на двух языках, высокоскоростной интернет, письма из Пенсионного фонда раз в год со свидетельством о сэкономленном в пользу пенсии и куда-то там еще – вот это вот менять на пентиум из детства, факс (не работает) и шатающийся стул в сарае у Курского вокзала? Понятно бы – на хижину в Гоа или на нелегальный труд в пятой зоне Лондона, но как же, как же так? Там у входа в сарай – пардон, в офис, – прямо и налево, тетка с пучком сидит, крутит диск телефона и вопит в трубку: «Корейку, корейку мне привези!» Там секретарши по блютусу друг другу шутки из Comedy Club скидывают. Это ужас просто: в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов – что там с кандидатской и пятью (ОК, четырьмя) языками делать? Спасибо говорить, когда бухгалтерша в люрексе похвалит шарфик по-лосатенький (Paul Smith, мама, премного благодарен), а путь к столу через бухгалтершу лежит, иначе никак – тесно?
Не заставляет никто, слава богу, – бочком-бочком можно дальше бюджеты клепать и восстанавливаться по пятницам в кресле 2IF, а там, глядишь, и хуйня в регионы сама потечет, ассистент персональный, и на стоимость такси не надо внимания обращать. Ужас что такое этот study visit – мне от этого рабочего места дурно заранее, в голове больше ничего не укладывается. Главное – не выдавать друзьям подробностей и родителям – ни-ни: съедят.
***Если и есть на свете граждане, которых бог целует в макушку, то создателей Курского вокзала – страшно подумать, куда поцеловали. Грязь, бомжей, спертый, с неизменной нотой перегара воздух сюда будто каждую ночь подвозят спецэшелоном, в интервале между поездами из Луганска и Донецка, строго по расписанию. Эскалаторы, прогнившие еще во времена моего детства, лабиринт переходов и проходов к поездам через палатки с дошираком, кассетными магнитофонами и плюшевыми зайцами, печать проказы на разваливающемся, давно не мытом теле – никто не помнит другого Курского; и, пожалуй, единственная вставная челюсть, которая ему к лицу, – пластмассовый «Атриум» с кафе, зеленью, манящими стеклянными дверями. «Атриум», заслонивший вокзал от чувствительного местного населения своей сплошной, непробиваемой задницей. Вид на задницу с парадного входа Курского – крайне убедителен. Даже самый толстокожий житель Луганска смекнет: не ждала и не скучала столица. Родина-мать зовет: вон отсюда, быстрее, в прекрасную столичную даль, по засоренному кишечнику подземных переходов, минуя пузатых таксистов, примагничивающихся к каждому обшарпанному чемодану, мимо сколоченных по принципу зимбабвийской хибары камер хранения, сточных канав, где, свесив головы в ручейки мочи, спят местные, мимо усатых продавщиц чулок в туго намотанных на лоб черных платках. Мимо худосочных скинов, крутобедрых африканок из соседней общаги с электрошоком в сумочке, блохастых псов, привязанных к табличкам «Помогите на приют», прирабатывающих студентов из Серпухова в свалявшихся свитерах, ноющиих на двух аккордах и четырех струнах по мотивам группы «ЧайФ» (их хочется выключить первыми и не из жалости). Мимо. Мимо.
Переход выложен плиткой. Странное дело – плитка, во всем мире олицетворяющая безупречный, скучный орднунг, в здешних переходах лежит неизменно криво, по углам оббивается еще до рождения и с удивительной скоростью приобретает цвет заветренных экскрементов на собачьей площадке.
Из перехода прямо и налево – там и будет Лучший Клуб.
Сижу по-турецки на диване в спальне. Две свечки. Йене Лекман под скрипки курлычет про холодную шведскую зиму. Тверская бухтит, приглушенная балконной дверью. Обзваниваю телефонную книжку – советуюсь, нащупываю, пытаюсь думать.
– В такой географии, – отрезает Антон Кубиков, – сделать ничего нельзя, дальше и говорить нечего.
– Ну а лофт Симачева как же, а «Газгольдер» вот только открылся – это ведь там же? – неуверенно парирую я. Про бюджетный центр приема бездомных, ряд торговых палаток с крысами, ликеро-водочный завод по соседству в этот момент стараюсь не вспоминать.