Юрий сидел не стуле у изголовья кровати и молчал. За окнами больницы цвели деревья и журчали арыки, и ему казалось, что волнистые волосы Марины стекают по подушке, как ручьи. Он смотрел на ер исхудавшее лицо, на сухие потрескавшиеся губы, вбирая в память все мелочи: и то, как она слабо пошевелила рукой, и как посмотрела на него, ослепив сиянием широко раскрытых глаз.
Марина видела обострившиеся скулы Юрия и все понимала. Попыталась пошутить, чтобы подбодрить его:
— Ну вот, исполнилась твоя мечта. Я — в опасности…
Он вспомнил скамейку в московском парке. Рука девушки лежала в его руке, и ему ничего не хотелось, только чтобы это длилось вечно, чтобы чувствовать, как бьется ниточка пульса, чтобы знать, что рядом она, доверившаяся просто и навсегда. Он сказал:
— Иногда мне хочется, чтобы ты попала в опасность… Понимаешь?
— Понимаю. Тогда бы ты спас меня, — прошептала она, и он почувствовал ее дыхание.
Это было недавно — восемь месяцев тому назад, и очень давно — когда она была здорова.
И еще он вспомнил дрожащую руку ее матери на аэродроме.
— Берегите Марину, Юра, и сами поберегитесь. Ведь «акула» — это, наверное, очень опасно.
Он улыбнулся тогда успокаивающе и с видом превосходства. «Акула» показалась ему совсем не такой страшной.
«Акула»… Она как смерч ворвалась в Среднюю Азию. Она была страшней чумы. Там, где проходила эпидемия, кладбища пополнялись сотнями свежих могил.
Походные госпитали и научно-исследовательские станции вырастали на пути эпидемии, как бастионы.
Было замечено, что после фильтрования — причем применялись фильтры с широкими порами — зараженная среда становилась неопасной. Значит, возбудитель — микроб и, значит, его величина во много раз больше величины вирусов, которые так малы, что не задерживаются фильтрами. Но даже при увеличении в сто тысяч и миллион раз, при котором ясно различались частицы мельчайших вирусов, возбудителя «акулы» обнаружить не удалось.
Коварного врага тщетно искали бессонные глаза микроскопов. Газеты тревожно заговорили о загадке «акулы». Это была страшная загадка — она стоила многих тысяч человеческих жизней.
Юрий вспоминает, как они летели сюда: он, Марина, профессор, лаборанты. Профессор Нина Львовна подшучивала над «акулой», и все смеялись, хоть всем было невесело.
И вот Юрий сидит у постели больной. Его рот защищает многослойная марлевая повязка. И страшно подумать, Что это защита от губ Марины, которые он столько раз целовал, от ее дыхания, которое он так любил ощущать на своем лице.
Из соседней палаты доносятся стоны. Ежедневно в больницах освобождается немало коек, но не потому, что больные выздоровели…
За окном сплелись ветви в пахучем белом уборе весны. Им нет никакого дела до человеческой тревоги и муки. Они рассказывают людям своим душистым языком, что смерти не существует, что есть только жизнь во многих переходах и разнообразии форм. Они говорят, что ничто на свете не бывает неподвижно и мертво, а просто меняет формы так же, как цветок переходит в плод и как плод падает на землю, чтобы проросли семена. Они рассказывают людям все это, и кто может, тот читает, кто прислушивается, тот слышит.
А самый острый слух у мудрецов и влюбленных.
Юрий наклоняется ниже и говорит сквозь марлевую повязку:
— Все будет хорошо, Маринка… Вот увидишь…
Она вымученно улыбается.
Рядом хрипит больная:
— Няня! Няня!..
В углах ее губ — кровавая пена…
Юрий вышел из больницы и сразу же попал в иной, стремительный мир. Спешили люди, с шуршаньем проносились мимо стеклянные коробки автобусов. Мужественный голос пел по радио:
«Сквозь пространство и время…» — невесело подумал Юрий и словно записал слова песни вместе с мотивом в свою память.
Он шел и думал о Марине и своих опытах в лаборатории, потому что теперь это связывалось воедино. И сама загадка «акулы» была не абстрактной. Красные треугольные пятна на шее Марины — метка незримых зубов болезни. Потрескавшиеся губы, лихорадочный блеск глаз… Стоны из соседней палаты, кровавая пена… Еще не увидев таинственной бактерии, он уже знал ее повадки. Загадка «акулы» и жизнь Марины. Одно переплеталось с другим, совмещалось, отзывалось болью.
Где же скрывается возбудитель, бактерия «а», как ее заочно назвали ученые? Проклятый, подлый возбудитель болезни! Юрий впервые думал так о микробе — крохотной частице жизни, развивающейся по своим законам, совершенствующейся в борьбе за существование, бесстрастной к тому пространству, в котором поселилась. В электронный микроскоп, в который он ясно различает частицы вирусов, он не может увидеть бактерию «а», которая должна быть во много десятков раз больше вируса. В чем же дело? Может быть, эта бактерия не поддается окраске? Он применял все мыслимые и немыслимые способы окраски, он рассматривал объект и в боковом свете, и с напылением металлом, и в флуоресцентный микроскоп, дающий цветное изображение. Но загадка продолжала существовать — и умирали тысячи людей, пораженные невидимым врагом, и мучилась его Марина (он не мог подумать «умирала»). Юрий почувствовал боль в груди и как-то особенно ясно осознал, что в слове «болезнь» корень «боль». Боль… Болит… Болеет… И ото имеет прямое отношение к Марине. У нее — боль…