В тишине — отчетливые шаги. Борис поднимает голову.
— Кто идет?
Шаги замедляются, слышно частое дыхание. Борис вскакивает и почти сталкивается с Василием.
— Борис… — тяжело опускается тот у огня.
Василий без рукавиц, в порванных заиндевевших унтах, одежда обледенела по пояс.
— Там… полынья… влетели с разбегу. И сразу под лед — собаки, нарты. И сам… если б не вмерзшее корневище.
Василий с отчаянием смотрит а глаза друга.
— Двести километров, понимаешь… Без ружья, без спичек…
— Ладно! — Борис достает спальный мешок, белье. — Не пропадем. Сушись!
Василий раздевается, трет посиневшие ноги. Потом сидят у костра. Борису хочется поделиться с другом мыслями о том, что произошло, но понимает: Василию нужен покой.
Ложатся молча. Василий сразу засыпает. Борис думает: «Мамонт. Оживить…» И опять тот же маленький злющий вопрос «как?» колет острой холодной иглой.
Сон овладевает всем.
Разговор произошел за завтраком.
— Пешком по апрельскому снегу — десять-двенадцать дней. Наступит весна — не убережешь мамонта.
Василий понимает, молчаливо соглашается.
— Рисковать мы не вправе. Пойми! Мамонта надо… оживить.
Василий не доносит кружку до рта. Что он, сошел с ума? Или это сам Василий сходит с ума после вчерашнего?.. Но взгляд Бориса тверд, решителен, и сказанное слово, очевидно, продумано. И первое, что срывается с губ Василия, тот же вопрос:
— Как?
— Да, именно… подтверждает Борис и горячо излагает теорию анабиоза.
Мамонт, несомненно, в анабиозе, и его надо оживить.
Оживить медленным тщательным прогреванием всего тела, каждой клетки.
— Костром пещеру не прогреешь, — возражает Василий, — солнца недостаточно, электричества нет… — Но мечта Бориса увлекает и его, он видит спокойную позу животного, мирно опущенный хобот. — Что у нас есть? Снег, вода, камень, ветер…
— Впрочем, постой! — делает он резкий жест. — Постой… Есть лед. Лед и вода!
В душе Василия до сих пор стоит ужас вчерашнего купанья, как цеплялся застывшими руками за ледяную кромку, но в голове другое.
— Вода и лед! — кричит он. — Электричество будет!
Борис хватает друга за руку. Ему не все понятно, но в глазах мечтателя такой восторг, что дай им искру, и они выдохнут пламя.
Василий успокаивается немного.
— Слушай, на днях — вот перед отъездом! — я читал об опытах бразильского ученого Рибейро или Ривейро. Словом, вода и лед могут работать как термопара…
— Василий!
— Да-да, как термопара! Ток обнаруживается при затвердевании — или расплавлении, безразлично! — лишь бы одна фаза вещества была твердая. Нужны электроды и постоянный процесс замерзания. Проще всего! А электроды у нас есть, сколько угодно, — металлические части приборов. Ток будет!
Опыт был поставлен тотчас.
Пока Василий разбирал приборы, извлекая тонкие пластины, Борис делал прорубь. Вода сейчас же подернулась ледком. Это и нужно было: одну лачку пластин опустили в воду, другую — на образующийся лед, подключили вольтметр. Стрелка прыгнула вправо. Ток есть!
— Ура! — не сдержался Борис и обнял Василия с таким жаром, что тот едва устоял на ногах.
План был прост. В распоряжении геологов были электроды и моток кабеля, к счастью вольфрамированного, в тончайшей изоляции. Расплести кабель и завить нити в спираль — чисто техническая работа. Занимался ею Борис. Василий мастерил многопластинчатый щит, каждая долька которого соберет и направит ток в нагревательную спираль.
— Термодиэлектрический эффект… Черт, пока выговоришь… — ворчал он. — В нем-то и штука! При замерзании воды на границе между твердой и жидкой фазами возникает разность потенциалов… Здорово подметил… этот Рибейро.
Нелегко было обвить спиралью громадного зверя от конца хобота до пят, взять в сплошную металлическую сеть. Но и с этим справились в два дня.
Мамонт возвышался горбатой горой, тускло отсвечивал металлом. Это было самое удивительное сооружение, представшее глазам человека, фантазия наяву!
— Начнем? — обратился Борис к Василию.
— Шилом море греть?
— Не будь скептиком! В наш век делают не такое!
Ток пошел.
Теперь ждать. И не давать проруби замерзнуть.
Система действовала безотказно, ток шел, но результатов не было. Гора, завитая в проволоку, стояла недвижимо, и больше было шансов на то, что она не сдвинется вовсе.