— В порядке, в порядке, — поморщившись, отвечает Батанов, переводя взгляд с прибора на прибор.
— Идем нормально, отклонение траектории не больше трех десятых процента, — весело говорит профессор.
— Двадцать семь сотых, — уточняет Батанов. — Автомат начал корректировать трассу.
Батанов нажимает кнопку на пульте управления, установленном возле его правой руки. И сразу распахивается окно в стальной стене ракеты. Только знакомое голубоватое мерцание и пробегающие полосы напоминают нам, что это не окно, а большой телевизионный экран.
Батанов медленно поворачивает рукоятки на пульте. На экране возникает Земля. Как на глобусе, проплывают материки, моря, океаны…
— До свидания, Земля!.. — тихо произносит Батанов.
Сидя во вращающемся кресле, Сташевский внимательно наблюдает за быстрым движением магнитной ленты с записью наблюдений. Время от времени он поворачивается вместе с креслом к пульту управления и нажимает какие-то кнопки.
Резкий, требовательный звонок оглашает кабину. Все поворачиваются к щитку, где мигает сигнальная лампочка.
Батанов, в один прыжок перемахнув через всю кабину, подтягивает к себе микрофон на шарнирной стойке.
— Сокол, Сокол, отвечайте… Не слышу вас, Сокол! — вызывает Земля сквозь шорохи и треск разрядов, наполняющих эфир.
— Я — Сокол! Я — Сокол! Слышу вас, Земля. Все в порядке… Все в порядке. Включаю очередную запись сделанных наблюдений…
И ракету заполняет деловитый писк «морзянки».
ГОЛОС ЧЛЕНА СОВЕТА. Закодированные результаты наблюдений передавались регулярно на Землю. Сеансы связи повторялись через каждые трое суток в одно и то же время…
Летит серебристая ракета. Ее стремительный бег поглощает десятки километров в секунду, сотни тысяч в сутки… И, как бы свидетельствуя о ее продвижении, медленно изменяется рисунок взаимного расположения созвездий на бархатной карте небосвода.
ГОЛОС ЧЛЕНА СОВЕТА. Полет протекал нормально. Тридцатого июля ракету отделяло от Земли свыше пятидесяти миллионов километров. В тот день Международная федерация астронавтов зарегистрировала результат экипажа Батанова в качестве абсолютного космического рекорда высоты для управляемых человеком ракет всех видов и классов.
Ракета.
Астронавты обедают.
Батанов сосредоточенно выдавливает себе в рот остатки содержимого небольшой плоской фляги.
Профессор Хэнь в поварском фартуке с довольной улыбкой наблюдает за ним, потом переводит взгляд на Сташевского.
— Ну как? — горделиво спрашивает он.
Инженер без слов показывает большой палец, а Батанов тяжело отдувается:
— Фу… Боюсь, мы не вылезем из ракеты. Подобные лукулловские пиршества надо бы запретить…
— Ну, не каждый же день мы побиваем рекорды, — смеется Хэнь, забирая у них фляжки. — Эх, — мечтательно произносит он, — если бы можно было приготовить молодой бамбук в ореховом соусе! Но, увы, в космосе пока не растет бамбук… А теперь по чашечке — вернее, по сосочке — кофейку…
Он подает товарищам фляжки несколько иной формы.
Батанов и Сташевский принимаются с видимым удовольствием «посасывать» кофе.
Батанов, удобно повиснув в воздухе, раскрывает какую-то книгу.
Заинтересованный инженер заглядывает в нее.
Вместо привычного текста он с изумлением видит странные фигурки причудливых существ.
— Что это, Олег Александрович?!
Застигнутый врасплох, Батанов смущенно захлопывает книгу.
— Так… Одна древняя рукопись на языке индейцев майя…
— Майя? — переспрашивает Сташевский. — Зачем?
— Успокаивает нервы, — с легкой усмешкой говорит Батанов.
И вдруг раздается резкий металлический удар, сопровождаемый пронзительным свистом. Корпус корабля вздрагивает. Неистовый звонок аварийной тревоги.
— Закрыть шлемы! — кричит Батанов, поспешно опуская прозрачный колпак скафандра. Поворотом рукоятки у пояса включает автономное питание кислородом.
Хэнь и Сташевский следуют его примеру.
Батанов подымает голову. В «потолке» кабины крохотное отверстие, через которое со свистом улетучивается воздух.
— Метеорит! — восклицает Батанов. — Профессор, срочно аварийный…
Осекается. Он видит, как профессор Хэнь тщетно вертит рукоятку включения кислорода.
Олег переводит взгляд.
На боку профессора пробитый кислородный баллон: сюда на излете угодил осколок метеорита.
Олег стремительно бросается к товарищу. Поворотом рукоятки отключает свой аварийный баллон. Задержав дыхание, снимает его. Присоединяет к скафандру Хэня, включает кислород и передает безжизненное тело профессора подоспевшему инженеру.
Мучительно борясь с удушьем, удерживая в легких крохотную частицу воздуха, Батанов пробирается к стойке, где закреплены запасные баллоны.
Сташевский ритмически подымает и опускает руки вьетнамца, как это делают, возбуждая искусственное дыхание.
Сквозь крышку скафандра видно, как дрогнули веки профессора. Он с трудом открывает глаза.
— Спасибо… — тихо благодарит он.
Еще секунда, вторая, и к нему возвращается обычная насмешливость.
— Нет худа без добра… — говорит Хэнь. — Согласно теории вероятностей космические корабли на ближайшие триста лет гарантированы от попадания метеоритов… Где Батанов?
— Все в порядке… — хрипло отзывается Батанов. — Все в порядке… Сташевский, возьмите сварочный аппарат… Надо ликвидировать пробоину… Восстановить давление…
С портативным аппаратом в руках, пользуясь условиями невесомости, инженер в одно мгновение оказывается у пробоины.
С трудом поднявшись, к нему присоединяется Батанов.
— Олег… — негромко звучит в его шлеме голос профессора. Он никогда еще так не называл командира. — Олег… Я хочу…
— Не надо, профессор… — перебивает его Батанов. — Ответьте Земле. Сейчас время.
И снова в аспидно-черном небе космоса летит серебристая капля — земной корабль.
ГОЛОС ЧЛЕНА СОВЕТА. Столкновение с метеоритом не причинило ракете серьезных повреждений. Второго августа ракета вошла в зону непосредственной близости Марса…
Кабина корабля.
В голубоватом мерцании экрана сияет крупный диск. Это Марс. Рядом с ним два пятнышка — две крохотные «луны», обращающиеся вокруг него: Фобос и Деймос.
Сташевский поворачивает рукоятку настройки.
План изображения меняется. Марс укрупняется. Видно, как на его поверхности переплетается сеть тонких «каналов», пятна «морей», на полюсах белеют полярные шапки.
— Наша кривая почти совпадает с расчетной, — говорит Хэнь. — Мы встретимся с поверхностью Марса в экваториальной области.
— Это очень удачно, — добавляет Сташевский. — В экваториальной плоскости потребуется меньшая энергия для взлета.
— Да… — задумчиво говорит Батанов, пристально глядя на экран. — И не только это… В экваториальном поясе…
Он умолкает, не договорив.
— Олег Александрович, — придвигается к Батанову инженер, — мне все время кажется, что вы надеетесь найти там еще что-то.
И снова Батанов смущен. Его лицо теряет обычную жесткость.
— Понимаете… — неуверенно начинает он.
Резкий звонок заставляет всех обернуться к приборам.
Тревожно мигают контрольные лампочки. Мечутся молнии на экранах осциллографа.
— Запишите, — отрывисто говорит Хэнь. — В 17 часов 31 минуту вошли в зону резкого повышения интенсивности магнитного поля…
— Земля! Земля! Я— Сокол! Даю очередную сводку, — говорит в микрофон Батанов. — За минувшие сутки напряженность магнитного поля продолжала возрастать. Почасовую запись наблюдений передадим дальше кодом. Все в порядке. Продолжаем полет. Внимание! Включаем запись наблюдений…
Батанов кивает Сташевскому и отодвигает микрофон.