Почему рентгеновский экран не окрашивался раньше?
Возможно, потому, что врач-рентгенолог работал лишь с небольшими экспозициями на трубке.
Впрочем, можно допустить, что никакого пятна вообще не было. Можно себе представить нервное напряжение человека, который пытается обезвредить мину под лучами рентгена. Можно представить себе и самочувствие врача, кабинет которого может взлететь на воздух. При длительном и напряженном рассматривании какого-либо рисунка он долго сохраняется в памяти в виде окрашенного контура.
Владимир Григорьев
А МОГЛА БЫ И БЫТЬ
Техника — молодёжи № 11, 1963
Рис. Ю. Случевского
Фантастический рассказ-шутка
Вырвана uз газеты 2134 года: «За разработку аппарата, названного «Машиной времени», коллективу фабрики «Время» присвоить Государственную премию имени постоянной Планка».
Ах, какой это был мальчик! Ему говорили: «Дважды дав?» — он говорил! «Четыре!»
«Двенадцать на двенадцать?» — настаивали недоверчивые. «Сто сорок четыре», — следовал ответ.
«Дай определение интеграла», — не унимались самые дотошные. «Интеграл — это…» — и дальше шло определение.
И все это а четыре года. Малыш, карапуз, он удивлял своими способностями прославленных профессоров и педагогов. Даже один академик урвал несколько часов, чтобы посмотреть на малыша. Академик тоже задавал вопросы, ахал, разводил руками.
— Природа бесконечна и полна парадоксов, — произнес он.
— Ах, профессор, — устало возразил Ваня (так звали мальчика), — пустое. Природа гармонична, парадоксы вносим в нее мы сами.
Это уж было слишком. Академик вскочил и, оглядываясь на мальчика, попятился к двери.
— Дважды два — четыре. Так и передайте всем! — весело закричал мальчик вместо прощания.
Таков был Ваня. Исключительный ребенок. И это тем более удивительно, что родители ему попались совершенно неудачные. Как будто не его родители. Может быть, каждый из них в отдельности и любил малыша, но вместе у них это никак не получалось.
Отец считал, что гениальность мальчика — итог наследственных качеств его, отца. Мать доказывала обратное. А сын только посмеивался. Но легче от этого не становилось, Родители ссорились чаще и чаще. Доступ педагогам и профессорам был закрыт. Широкая общественность вскоре позабыла о Ване.
Но мальчишка перехитрил всех. Он завалил свою комнатушку всякими деталями и с увлечением играл в детский «Конструктор». Да, да, в обыкновенный «Конструктор». Но когда ему попались первые радиолампы…
Он прямо задрожал, увидев эту штуковину впервые. И сразу понял, какие возможности таит эта игрушка. Конечно, игрушка. Ведь Ване шел всего пятый год, и он еще не знал, что радиоприемники, телевизоры, мотоциклы, самосвалы и экскаваторы — все это техника всерьез. Он полагал, что взрослые просто-напросто играют во все это.
Отец Вани, механик мастерской по починке радиол и магнитофонов, таскал сыну испорченные лампы, а тот потихоньку постигал их конструкционную мудрость. Полупроводниковые детали складывались в особый коробок.
Однажды, когда отец заглянул в чуланчик, сын протянул ему небольшой ящичек.
— Вот, — сказал он, удовлетворенно потирая ладошки. — Учти, это только начало.
В руках отца сиял голубым экраном маленький игрушка-телевизор.
— Да-а-а… — только и сказал отец, восхищенно покрутив головой. Потом подумал, пожевал губами и добавил: — Парень, видать, в меня.
Следующим утром он показал эту штучку сослуживцам, хитро подмигнул и сообщил:
— Моя работа.
Истинный смысл слов остался непонятым, и механика повысили в должности. Теперь начальники частенько отводили его в сторону и доверительно сообщали:
— Кузьма Серафимыч, вот тут у нас что-то не получается. Как бы это сделать…
— Давайте, — небрежно обрывал Кузьма и забирал чертежи. Он был простым человеком и не любил разводить канитель.
Дома чертежи передавались Ванюшке.
— Общественная нагрузка, — ухмыляясь, пояснял отец. Ваня молча рассматривал схему, потом брал красный карандаш.