Он стоял на краю полигона, и прерывистый ветер Короны развевал его волосы, выгоревшие, как солома.
— А что оставалось делать? Ну что? — сказал я ему и посмотрел на Андрея. Тот провел языком по серым губам, покачал головой.
— Глуп-цы… — процедил Герман Юшко и показал на скалу, где я два года назад, в начале Смены, вырезал плазменной горелкой аршинные буквы: ИСПЫТАТЕЛЬНЫЙ ПОЛИГОН КОРОНЫ ЖДЕТ ВАС В СВОИ ОБЪЯТИЯ —…и когда мы прилетаем на Корону в начале Смены, и визжим от счастья, делая без усилий семиметровые прыжки, и просиживаем ночи напролет в астроотсеке, надеясь, что заговорят иные миры, а они молчат, как идолы…
— Все это мы уже слышали, — оборвал Германову исповедь Андрей. — Не притворяйся. Ты все знал заранее. Знал, что не будет никаких чудес. Кроме испытаний световых буров и вездеходов.
— И вот мы сидим всю Смену, и пытаемся глупо острить, и волком воем от скуки. А потом появляется Нечто, Тайна, Загадка, Неведомое, а мы, мы, пигмеи во вселенной, вместо того чтобы задуматься над тайной, приказываем сжечь, испепелить нашими дурацкими лучами эту тайну.
— А что оставалось делать? — почти закричал я.
…Они появились неделю назад, и когда они появились, еще далеко-далеко, еще только вспыхнув, как огоньки, на главном экране, мне стало не по себе. Они несли в себе или вокруг себя радиацию. Трое суток мучительного ожидания, три тысячи шестьсот последовательных замеров — и на световом табло интегратора выскочило нелепое число — 390 000. Вот что несли они в себе или вокруг себя. Такой радиации не бывает. На Земле нет приборов, способных измерить и десятую часть этого буйства излучения. До сих пор не знаю, почему они, упорно не отвечая не запросы, летели именно к Короне, как будто мало других пустынных планет, планеток и планетишек прозябает в космосе. И если я приказал их уничтожить, значит другого выхода не было. Никто, даже капитан, не вправе нарушить § 129 Космического Устава…
— Что делать? — спросил Герман Юшко. — Ждать. Скрыться в нулевой бункер. Три с лишним километра базальта и от черта спасут. А если они живые? В конце концов ведь я первый заметил их. Вы скажете: будь на астровахте кто-нибудь другой, все равно заметил бы. Возможно. Только объясните мне, почему в их построении мне почудилось что-то разумное? Почему, когда мы испепелили первую стаю, остальные обошли Корону стороной? Почему, когда они умирали в световом луче, мне померещилось: целые материки горят? Пылающие деревья падают на обугленные пашни? В реках вскипает вода? Почему?..
— Оттого, что ты пишешь стихи и помешан на красивостях, на эпитетах и сравнениях. А если на тебя несется разъяренный слон и отступать некуда, ты что, будешь искать красивую деталь, чтобы описать его бег? — пробормотал невнятно Андрей.
Герман печально посмотрел на него.
— Они больше не появятся, командир. А я улетаю. С первой же грузовой ракетой. Испытатели нужны везде. А ты благоденствуй с такими, как Андрей. В их головах не рождается ничего, кроме логических построений.
— Ты переутомился, Герман Юшко, — сказал я.
— Тебе в солярий надо. Озоновые ванны принимать, — отчеканил Андрей.
Герман Юшко взглянул на часы, прищурился на сумеречное светило.
— Сейчас вы скажете, что я хороший парень. Но сентиментальный. Так вот: улечу с первой же ракетой. Пошел заступать на вахту. Пока.
Уродливое метательное орудие раскрутило меня и швырнуло в пропасть. Я несся вниз, мучительно хватая воздух руками и ртом, обдираясь о странные деревья, вонзившие толстые корни в стены бездны. Внизу, далеко-далеко, как в преисподней, выла сирена…
Сирена выла и когда я проснулся. Стрелка альтиметра ползла к отметке «3500». Значит, срочное погружение по тревоге, когда весь Пост Управления полигона, автоматически загерметизированный, скользит по извилистому пневмопроводу в недра Короны.
Не одеваясь, я подскочил к пульту связи и щелкнул тумблером.
— Дежурный, что случилось?
На экране вспыхнули лицо и руки Германа Юшко. Он молчал, глядя как бы сквозь меня. Наконец он с трудом выдавил:
— Ничего.
— А тревога?
— Тревогу объявил я, капитан. Как и положено по инструкции, опустил ПУ до нулевого бункера.
— Но сам-то ты на полигоне?
— Нет, капитан. Лечу.
— Куда? Почему? Зачем? — Я нервничал и, как всегда в таких случаях, начинал говорить, глотая слова.
— На другую сторону Короны. В район Лунных Мостов. Где-то здесь ночью приземлилась последняя красная птица. Так я называю этих… которых сбивали. Она, видно, отстала. Она показалась над Короной, и я ее не тронул.