Фантастическая юмореска
Техника — молодёжи № 9, 1968
Рис. Р. Авотина
Лента неторопливо выползала из машины, и на ней отпечатывались вытянутые, лежащие на боку восьмерки. Я уже знал, что этот математический символ бесконечности обозначал включение «Микрона» в нормальный режим работы.
— Ну и что? — спросил я у Саши.
Саша следил за восьмерками, деловито выскакивающими одна за другой, и ответил мне, не оборачиваясь:
— Он настраивается на сигналы иных миров. И переводит сигналы на русский. Рисует образ.
Каким должен быть этот образ, Саша сам точно не знал: ведь мир, из которого он и его «Микрон» надеялись получить поздравления с пожеланием дальнейших успехов, не обязательно похож на наш. Он мог быть воронкообразным, спиральным, в виде поверхности Мебиуса…
В общем говорил Саша еще много и непонятно. Я слушал его с безнадежным любопытством, даже не стараясь разобраться во всем этом.
Внезапно Саша замолчал. Он предостерегающе погрозил кулаком и уставился на ленту. Среди одинаковых, как маленькие рыбки, восьмерок стоял одинокий морской конек — вопросительный знак.
— Что это? — спросил я.
Саша на мгновение поднял голову. Он был бледен и весел.
— Ну, ну, журнальный жук, — торопливо сказал он. — Не нужно делать поспешных выводов. Просто «Микрон» понемногу начинает сознавать себя как индивидуальность.
Саша подмигнул мне и… Конечно, элементарное совпадение, но, честное слово, этот контейнер, набитый во всех направлениях триггерами, ферритовыми матрицами и всякими анализаторами, тоже подмигнул мне зеленоватым круглым глазом.
Снова выскочил вопросительный знак. Потом появилось несколько многоточий и еще парочка знаков вопроса. Мы уже начали свыкаться с мыслью, что процесс самосознания у «Микрона» идет не такими темпами, какими ему хотелось бы, и что из-за этого его мучит комплекс неполноценности, как вдруг после многоточия на ленте отпечатался восклицательный знак! Он был похож на клинок, с размаху всаженный в землю. Казалось, он даже чуть подрагивал и звенел.
«Микрон» выдал еще несколько многоточий, задумался, заполняя, как обычно, паузу восьмерками бесконечности, и отстукал целую серию восклицательных знаков.
— Ну вот, — шепнул мне Саша, не отрывая взгляда от ленты, — сейчас, приятель, может что-нибудь получится… Может, что-нибудь получится…
Выползла буква. Обыкновенная, прозаическая, виденная миллионы раз буква «в». Вслед за ней показалась «с», затем «ы»…
— «Всы»?.. — обалдело прохрипел я. — «Всы»? Может, «усы»?
Непринужденно продолжая свою болтовню, «Микрон» сообщил еще одно слово. Теперь уже на ленте значилось: «Всы дета». А через несколько мгновений «Ваятатимитужи»…
— Лихо… — изумленно пробормотал Саша, разглядывая эту лингвистическую сороконожку. — Ну и чудище! А это еще что?.. «Ст пиет ни заметск рееной…»
Я высказал соображение, что, может, «Микрон», как Паганель, по ошибке изучил не тот язык. Но Саша молчал. Он следил за лентой.
«Яркова можной селоко, дых челн киркать уверь-ка. Мрач-ник сбою крадовы беды трубава».
— Слушай, — сказал Саша, — твой Димка, когда был маленьким, как называл троллейбус?
— Димка? Троллейбус?.. Ты хочешь сказать, что «Микрон» учится говорить?
— Да… если рассматривать происходящее несколько упрощенно.
А «Микрон», входя во вкус, шлепал букву за буквой: «Хоромых зернись скорник вышел на мостки. Вычек было видит первозник алые листве».
— А вдруг этот мыслящий комод и в самом деле наткнется на сигналы из неведомого мира? — спросил я.
Саша ничего не успел ответить. В глубине «Микрона» что-то хрустнуло, из задней стенки вылетел сноп синих искр, запахло паленым, погасла какая-то одна из бесчисленных лампочек, а дьявольский аппарат, поперхнувшись словом «воздуха», все повторял последний слог «ха-ха-ха-ха-ха…».
Саша бросился к месту происшествия. Необходимый для первой помощи инструментарий был у него под рукой, но пустить его в ход не пришлось: очевидно, «Микрон» сумел сам навести порядок в своем хозяйстве…
— Скорее! Сюда! — заорал я: на ленте снова стали появляться буквы…
«…что наши предки жили в другом мире. Где он — никто не знает. Мы, и наши родители, и родители наших родителей родились здесь».
Сердце грохотало, как танк по мосту. Оно застряло в горле, его чугунные удары колотились в висках.
«…В нашем мире четыре горизонта. Чаще всего свет возникает на утреннем горизонте. Он возникает постепенно; тогда долго бывает светло. Потом он постепенно исчезает».
— Да! Да! — твердил Саша и что-то говорил о расстоянии и направлении излучения, которое надо запеленговать по приборам.
«Иногда становится трудно дышать. Мир становится тесен, хотя горизонты не сдвигаются. Тогда начинается буря. Все летит и кружится. Потом все стихает. И мир становится снова чистым…»
— Поразительно! — воскликнул я. — Думал ли кто-нибудь о существовании такого мира?
Но Саша вдруг побурел, как от оплеухи, и погрозил «Микрону» кулаком.
— Это уже хамство! — прорычал он, колдуя у пульта.
«Когда кто-нибудь из нас заболевает — белое облако опускается за ним и уносит его в малый мир. Почти никто не возвращается оттуда… Малый мир похож на наш. Но он теснее, в нем труднее дышать. Там один горизонт, один со всех сторон. Какие-то неизвестные силы опекают нас, неизвестные, непознаваемые силы…»
— Хватит! — со штормовыми интонациями в голосе заревел Саша и рывком выключил «Микрон». — Хватит, довольно! — Он схватил меня за рукав. — Пойдем, я покажу тебе мир, из которого вело передачу это электронное чучело. Мир в натуральную величину. Качество гарантируется. Можно даже потрогать руками все четыре горизонта.
Через несколько секунд мы были снова в холле. Войдя со света, я ничего не различал в синем мраке, Саша же уверенно шагнул и зажег торшер. Между торшером и стеной стоял столик с четырехгранным аквариумом. Одна из его сторон была обращена к стене, другая — к балконным дверям, третью сейчас заливал ярким светом торшер…
— А малый мир? — спросил я после долгого молчания.
— Когда рыбка захворает, ее изолируют в высокой круглой банке. Понятно? Ах да! — спохватился он. — Из аквариума ее вытаскивают сачком…
Рыбы, ослепленные светом, тыкались резиновыми носами в сумеречный горизонт. Я дернул выключатель — и непознаваемая сила навела порядок в мире четырех горизонтов.
Иван ЕФРЕМОВ
ЧАС БЫКА
Техника — молодёжи № 10, 1968 — № 7, 1969
Ввиду распространенности произведения еще раз клонировать не стал.
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ УРГА
Александр АДМИРАЛЬСКИЙ
Техника — молодёжи № 8, 1969
Рис. А. Побединского
ВТОРАЯ ПРЕМИЯ НА МЕЖДУНАРОДНОМ КОНКУРСЕ, ПОСВЯЩЕННОМ 90-ЛЕТИЮ ЛЕНИНСКОГО КОМСОМОЛА
В восемь утра ему приносили завтрак.
В девять он выходил на прогулку.
С одиннадцати до двух читал.
В два обедал.
До четырех отдыхал.
Вечером просматривал почту.
Ужинал в восемь.
И ровно в десять ложился спать.
Ничто не могло помешать этому распорядку.
Так продолжалось пятьдесят лет.
Дом, в котором он жил, был единствен тюрьмой на всей планете.