— Вы сделали замечательный выбор.
— Ну и чего ты добился? Устроил скандал, поссорил девчонку с серьезным человеком. Она из-за тебя, может быть, теперь вниз не попадет!
— Мне не нужно вниз, я тут работаю.
— Она работает тут. Спасателем. Вы — правда, спасатель?
— А вы — правда, пожарник?
— Вообще-то я каскадер. Пожарником стал… ну, потом. Там леса горели. А я из больницы вышел, и работы не было.
— А я — циркачка. Тоже в прошлом.
— Почему в прошлом.
— Сейчас все — в прошлом. И везде цирк.
— Это правда. А ты по канату ходила?
— Нет. По воздуху летала.
— Здорово!
— Здорово.
— Проводи меня домой. Я боюсь высоты. А с тобой мне не страшно.
— А со мной? — вздохнул Алексей.
— Ладно, хватит тебе уже… контейнеры ворочать. Поберечь надо. Кормильца.
— Тим, аккуратнее. Я спасатель, но я же не тяжелоатлет.
— Как тебя в спасатели взяли, такую хрупкую.
— Сейчас всех берут. На верхних стройках очень много несчастных случаев.
— Что они там делают?
— Прокладывают новые трассы, главным образом. Неизвестно, как высоко поднимется дым.
— Не поднимется. Огонь скоро остановится.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда. Я про него все знаю.
— Осторожнее, Тим!
— Да не бойся ты, я упаду раньше, чем… дошатаюсь до края. О чем мы говорили?
— Ты все знаешь про огонь.
— Да. Ему больно, когда его бьют.
— Даже так?
— Так. Так получилось. Это мы во всем виноваты. Что все восстало против нас — земля, огонь, вода… у меня сестра на шельфе живет.
— Трансплант?
— Нет. Она работает там. Но не трансплант.
— Там сейчас опаснее, чем здесь.
— Да. Опаснее. Дельфины и касатки нападают на транс-плантов. Выводят из строя шлюзы городов. А людей свободных нет.
— Тим!!
— Ты чего? Я не падаю. Это мы уже пришли.
…рыжее. Я извивалось под ударами ядовитых плетей, я изнемогал, мне было больно, мне было очень больно, мне было страшно, огромные жуки шеренгой наползали на мое искалеченное тело, уродливое воинство, тяжеловесные демоны смерти, рычали, шипели, выдирали по куску моей плоти… за что, зачем ты это делаешь? я же не враг, ты ничего, ничего не понял…
Ты не герой, ты — самоубийца, ты не ведаешь, что творишь, ты ненавидишь тех, кого любишь, я не враг тебе, я не враг твоему миру, вы сами себе враги, зачем вы это делаете, зачем, зачем, зачем?..
«ЖАААРКО! В душ, ползком, как-нибудь, там вода, она холодная…
…черт! тут не вода, тут кислота какая-то льется, до чего же больно о господи! Сплю все еще, что ли? Нет, уже не сплю… сейчас, сейчас. Не надо было так надираться, сам виноват…»
Тим взял градусник — тот лопнул в руках. Во, до чего. Как в воду глядел вчера… в воду??
Мысль о воде скрутила внутренности в клубок. «Так, дышим глубже… вот так…»
…Отвратительное жжение отступало, Тим потихоньку приходил в себя. Звонок.
— Тим?
— Юрка?
— Ты мог бы подняться ко мне? Если не боишься заразиться.
— Я приду. Совсем плохо?
— Совсем. Ключ не потерял?
— Сейчас посмотрю… сейчас… вот, есть ключ. Почему ты не вызываешь госпитальную команду?
— Я не хочу туда… пока не случится. Мне… очень нужно поговорить.
— Я сейчас иду.
В комнате на столе лежала записка:
«Слов нет! Это… это…!!??!!
Мой огненный принц, я — ваша по первому требованию!!!»
«Надо же, — подумал Тим. — Чего ж я такого с тобой давеча творил?»
Предпоследний, пятьдесят девятый этаж старенького шестидесятиэтажного дома. «Как он там? Юрка, Юрка… У меня ж, кроме тебя, друзей-то не осталось, иных уж нет, а те далече…»
— Неплохо выглядишь.
— Да уж… ты, кстати, тоже не слишком хорош. Температуры нет?
— Градусника нет.
— Тим, это Апокалипсис.
— Да. Только с точностью до наоборот «Земля, забери своих живых, море, забери своих живых.»
— Четыре всадника, Тим. Черный — земля, землетрясения. Рыжий — огонь. Белый — вода, наверное. И бледный — деревянная чума, смерть. «Иди и смотри».
— Между прочим, все одеревеневшие пребывают в клинике в добром здравии.
— Если кому считать добрым здравием.
— Но это не смерть. Ни одного умершего пока нет.
— Всего три дня с начала эпидемии.
— Надежда умирает последней.
— Я слышал про твою маму.
Пауза.
— И про жену слышал.
— Подумаешь.
— Тим, прости ее — и тебе станет легче.
— Я это уже второй раз слышу за текущие сутки. Черт, мне уже легче! никто денег не требует.
— Не поминай этого, пожалуйста. Ну, этого, которого ты только что помянул.
— Юрка, да прекрати ты помирать, все обойдется, вот увидишь.
— Тим, а ведь я все-таки проскочил тогда через огненный сектор.
— Что?!
— Я вменяем, не смотри на меня так. Все ребята повернули, когда давить начало, а я решил: будь что будет. Думал, помру. Выжил. И проскочил туда.
— Что там?
— Там — рай.
— То есть?
— Там — зеленые, нетронутые леса. Птицы. Озеро. Я низко висел, даже зверей видел. Только людей нет. Ни людей, ни домов, ни полей засеянных… Эдем.
— Ты не садился?
— Хотел сесть. Меня не пустили.
— Кто? Отец?
— Да нет, ну что ты. Связь оборвалась сра. зу, как исчезло давление. Просто не смог сесть. Такое чувство, что кор…пус в тину уходит, чем глубже — тем гуще тина, пока совсем не… встал. А вверх — как поплавок вы…скочил. Мог лететь дальше. Вернулся.
— Почему?
— Страшно стало., нет, не то слово. Не страшно. Стыдно — так… точнее.
— Стыдно?
— Да. Знаешь, Тим, Апокалипсис сли…шком мягко написан. Пощадил Иоанн наше человеческое самолюбие. Мы — не грешники и пра…ведники. Мы — глисты в ее теле. Она… лечится, Тим.
— Обратно-то как летел?
— Идеально. Никакого да…вления, как будто что-то сзади под…талкивало.
— Тебе тяжело говорить.
— Снача…ла ничего. Те., перь устал.
— Тебе плохо?
— Мне… лучше.
— Юрка, не смей, не умирай!!!
Юра открыл глаза, вдохнул:
— Это — не смерть. Ты… сам сказал. Мне действи…тельно хорошо.
Тим прикоснулся к жесткому деревянному плечу пилота.
— Тим! Горя…чо, — вздрогнул Юра.
— Извини. Юрка, держись!
— Вызови машину… когда… все.
— Нет, Юрка, нет, а я как же… да что же вы все!
Человек — нет, мумия человека — молчала. Тим плакал.
Слезы шипели и испарялись на щеках, оставляя белые полоски соли, которые очень быстро становились бурыми…
Команда приехала через двадцать минут.
— Я тоже поеду. С вами. В клинику.
— Нельзя, заразитесь.
— Я был в контакте с ним, а до этого — с матерью, она тоже болеет. Я надену комбез, как у вас, и намордник. Пожалуйста.
— Неважно выглядите. У вас температуры нет?
— У меня градусника нет.
— Поехали.
Звонок.
— Тим? Наконец-то я тебя нашла!
— Светик? Как ты?
— Опять на берегу.
— Вы едете или нет? — поинтересовался санитар.
— Сейчас, минуточку! — пробормотал Тим, прикрывая трубку ладонью. — Пожалуйста, сестренка звонит, она — с шельфа, я, может быть, слышу ее последний раз!
— Давайте быстро.
— Светик, родная, как ты?
— Уже нормально, у нас лучше. Юрке привет!
— Передам… как вы размещаетесь там?
— Как придется. В моем номере пять человек живут, и еще подселять будут! Ничего, зато вода остановилась!
— Слава Богу. Тебя хорошо слышно.
— Еще бы! Одна из лучших линий в Европе Все рухнет, а она останется. Тим, как мама?